Дар
Шрифт:
— Только две недели, доктор Маклин, всего две недели…
Ей не хотелось отдавать ребенка после того, как она вернется из роддома. Мэрибет знала, что это будет мучительно. А принести его к Уиттейкерам было невозможно. Она не могла так злоупотреблять их гостеприимством.
— Мы что-нибудь придумаем, Мэрибет.
Обещаю тебе. А если мы ничего не найдем, ты сможешь на пару недель оставить ребенка в роддоме. Не волнуйся, мы подыщем ему родителей. Ведь мы же хотим, чтобы это были достойные люди, правда?
Мэрибет
— Береги себя, слышишь! — с наигранной строгостью сказала Джулия. — По-моему, тебе все-таки надо выйти замуж за Томми.
После того как она ушла, все официантки пришли к выводу, что скорее всего она так и сделает, когда родит ребенка.
И доктор Маклин, положив трубку, подумал о том же. Ему не хотелось помогать ей пристраивать ребенка — он понимал, что и она, и Томми когда-нибудь об этом пожалеют.
Он даже подумывал о том, чтобы обсудить все это с Лиз и выяснить, как она относится ко всей этой ситуации, особенно если молодые люди действительно тверды в своем намерении отказаться от ребенка, но он не был уверен в том, что Томми и Мэрибет одобрят его разговор с Уиттейкерами. Положение было очень щекотливым.
Но сейчас он уловил явную тревогу Мэрибет. Ясно, что она хочет какой-то определенности, и он пообещал ей и себе, что предпримет активные поиски приемных родителей.
На следующий день после того, как Мэрибет уволилась из ресторана, Томми помог ей перевезти ее вещи в комнату Энни.
Подаренные ей детские вещички она сложила в коробки и отнесла в гараж, сказав, что потом отправит их приемным родителям. Ей по-прежнему было тяжело просто смотреть на них — она начинала сомневаться в принятом решении.
В субботу утром Лиз сказала им, что они с Джоном уезжают до завтра. Джону нужно было наведаться в некоторые магазины, расположенные на границе штата, и вернуться они собирались только в воскресенье. Им было немного страшновато оставлять Мэрибет и Томми одних; они долго обсуждали этот вопрос, но пришли к выводу, что им можно доверять.
Томми и Мэрибет были благодарны им за возможность побыть наедине и полны благих намерений вести себя хорошо и оправдать доверие родителей. Впрочем, у Мэрибет был такой огромный живот, что никакого серьезного искушения возникнуть и не могло.
В субботу днем они отправились за подарками к Рождеству.
Для Лиз Мэрибет купила небольшую брошку с камеей. Брошка была дорогая, но очень красивая и вполне в стиле Лиз; Джону она купила специальную трубку с крышечкой, защищающей от ветра.
Бродя вдоль прилавков, она постоянно натыкалась на детские вещи, и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы ничего из них не купить.
— Почему ты не хочешь подарить ему что-нибудь? Мишку, маленький медальон, например? — спросил Томми.
Может быть, этот подарок как-то поможет ей искупить свою вину перед ребенком, думал Томми, и она таким образом словно даст ему свое благословение перед тем, как отправить его к приемным родителям.
Однако Мэрибет со слезами на глазах покачала головой. Ей не хотелось, чтобы ребенок имел при себе какое-то напоминание о ней.
Она понимала, что не сможет справиться с искушением искать этот медальон на каждом встречном ребенке.
— Я должна полностью забыть его, Томми.
Полностью, понимаешь? Я не должна привязываться к нему, — сдавленным голосом сказала она.
— Ты все равно не сможешь все забыть, — со значением произнес он, и Мэрибет обреченно кивнула.
Ей не хотелось покидать ни Томми, ни своего ребенка, но она понимала, что иногда жизнь заставляет людей отказываться от самого дорогого. Бывают такие ситуации, когда никакие компромиссы или сделки невозможны.
Томми тоже это знал. Но он уже утратил то, что меньше всего на свете хотел бы потерять. И ему не хотелось теперь точно так же терять ни Мэрибет, ни ее ребенка.
Они вернулись домой, нагруженные свертками, и Мэрибет приготовила ему обед.
Его родители должны были вернуться только на следующий день. Они с Томми сейчас были похожи на настоящих мужа и жену — она суетилась вокруг него, накрывая на стол, мыла посуду, а потом уселась рядом с ним перед телевизором. Они посмотрели «Ваше любимое шоу» и хит-парад, сидя рядышком, как новобрачные.
Мэрибет не стала противиться, когда Томми усадил ее на колени и нежно поцеловал.
— У меня такое ощущение, что ты моя жена, — сказал он, чувствуя, как ребенок толкается у нее в животе.
Сейчас они были на удивление близки, и оба одновременно подумали о том, что ни разу не занимались любовью. Но они еще много чего никогда не делали.
Сидя у него на коленях, Мэрибет почувствовала его нарастающее возбуждение и еще раз поцеловала его. Томми, в конце концов, было только шестнадцать, и он со всей нерастраченной пылкостью первой любви просто сгорал от желания.
— Неужели тебя возбуждают девушки, которые весят восемьдесят килограммов? — поддразнила она Томми, вставая и потирая ноющую поясницу.
Сегодня они много времени провели на ногах, и Мэрибет чувствовала себя усталой. До родов осталось совсем немного, и живот заметно опустился. Со слов доктора Маклина она узнала, что у нее должен родиться довольно крупный ребенок, и это могло создать дополнительные сложности, потому что Мэрибет была высокая, но узкобедрая и худая. Одна мысль о предстоящих родах приводила ее в ужас.