Дарители: Дар огня. Короли будущего. Игра мудрецов. Земля забытых. Сердце бури
Шрифт:
– Где Хью? – без остановки скулил Сван, который сидел, забившись в угол и подтянув к груди колени. Генри старался его не слушать.
Девушка повернулась к ним и долго смотрела – так, будто ее внезапно осенила какая-то мысль, – а потом подошла к столу, взяла одну из своих табличек и заточенным углем написала: «Вы не с Освальдом?»
Генри покачал головой. То, что она по-прежнему не издала ни звука, его не слишком удивляло: может, женщины вообще разговаривают только в особых случаях. Он еще не говорил ни с одной, королеву льда можно не считать. Девушка тем временем нарисовала знак, который
Пару секунд Генри колебался, стоит ли говорить, но тут в дверь начали бить чем-то тяжелым, и он решил, что хуже не будет.
– Я ищу Сердце волшебства. Барс выбрал меня, я вроде как наследник Сиварда, а этот знак – подсказка, где искать третье испытание.
Девушка моргнула, рот у нее приоткрылся, и на секунду ему показалось: сейчас она наконец что-то скажет, но вместо этого она вдруг наклонилась вперед, не отрывая от него взгляда. Генри уже понял: у людей, как у волков, это знак уважения при встрече с более сильными членами стаи. Он кивнул, лихорадочно соображая, почему она так резко изменилась. Получается, когда они явились к ней и показали знак, она с чего-то решила, что они работают на Освальда. Но почему?
– Ты тоже не с ним? – уточнил он на всякий случай.
Ее выражение лица, секунду назад потрясенно-растерянное, отразило мысль: «Как можно быть таким тупым». Она затрясла головой, подбежала к двери в другую комнату, через которую вначале пыталась сбежать, и ткнула в нее.
– Выведешь нас отсюда? – сообразил Генри. – Мне надо кое-кого подождать.
Дверь содрогнулась. Долго не выдержит. Сван заскулил громче.
– У тебя еда какая-нибудь есть? – спросил Генри, и девушка с готовностью вытащила из шкафа яблоко и бросила ему. Генри поймал яблоко и протянул Свану: – Держи, съешь пока. Они скоро придут.
Сван молча отвернулся. На этот раз он, как ни странно, не плакал, хотя вот сейчас было самое время. В дверь ударили снова. Девушка потянула его за рукав, но Генри не двинулся с места.
– Я знаю, что надо уходить, – натянуто сказал он. – Подождем еще немного.
Никогда еще, приняв решение, он не медлил с тем, чтобы его исполнить, – до этой минуты.
Когда с улицы раздался знакомый вопль, от облегчения у Генри чуть ноги не подкосились. Он даже не думал, что можно так беспокоиться за кого-то, кроме отца.
– Руки прочь от моего добра! – вопил Хью.
Подскочив к окну, Генри увидел: он несется по улице, отбиваясь от троих людей в черных доспехах корзинами и мешками, которые по-прежнему держал в обеих руках.
Увидев знакомый дом, Хью бросился к нему, засветив самому резвому преследователю корзиной в нос. Генри открыл дверь и врезал тем, кто уже пару минут пытался ее выбить. Теперь путь был свободен, но Хью со своим скарбом застрял в дверях, как скриплер между корней, и Генри рывком втащил его внутрь.
– Не хватай меня! – проревел Хью, бросил вещи на пол и раскинул руки в стороны.
Сван с радостным воплем бросился к нему, и они обхватили друг друга, как медведи во время драки.
– Все, все, мордастый, хватит, ты мне всю куртку заслюнявишь. Пора сматываться! –
Генри сжал кулаки, не отводя взгляда от окна. Еще минута, и надо будет уходить. Люди в черных доспехах проверяли каждый дом, чтобы никто не смог спрятаться, и единственная целая дверь на всей улице явно их заинтересует.
И тут он увидел Джетта.
Сказать, что тот бежал, было бы преувеличением – он ковылял, останавливаясь рядом с каждым домом, будто пытался вспомнить, не сюда ли ему надо зайти. Люди в черных доспехах проносились мимо него, словно не замечали, и когда Генри понял почему, на секунду ему стало не по себе. Джетт тоже был в черных доспехах. Но лицо у него было вполне осмысленное, бледное и до смерти перепуганное.
Генри втащил его в дверь, и Джетт торопливо стянул кожаные доспехи и бросил в угол. Остальные посмотрели на них довольно растерянно, но Генри даже не стал спрашивать, он и так понял: отличный план. Жалко, не ему это в голову пришло. У людей из отряда Освальда явно был приказ тащить на площадь всех, кто не в доспехах, так что Джетт просто снял доспехи с кого-то, кого Генри вырубил на своем пути, и спокойно пошел искать нужный дом.
А девушка уже рванулась в соседнюю комнату, и Генри бросился за ней, с облегчением прислушиваясь к тому, как у него за спиной Хью ворчал, Сван смеялся, а Джетт, ругаясь, спотыкался о каждый диван. Девушка бегом провела их через несколько темных, уставленных ящиками комнат, потом вниз по лестнице, а дальше – три поворота, длинный коридор, вверх по лестнице и опять вниз – не жилище, а муравейник. И когда Генри уже начал думать, что все это ловушка, девушка распахнула маленькую, в половину человеческого роста, дверь и выскочила в тесный проход между двумя домами, а оттуда – на незнакомую улицу.
Девушка проворно меняла направление, выбирая самые пустые улицы, и Генри окончательно убедился, что в этом люди похожи на животных, – женщины силой и ловкостью уж точно не уступают мужчинам. Куда они бегут, он не спрашивал: пусть сама решает, она знает деревню лучше, и он просто мчался за ней, на ходу раскидывая с дороги людей в черных доспехах. Умелых воинов Освальд расставил на площади, а здесь явно были те, кого он набрал в деревнях, – пестрый люд, который и с оружием-то обращаться не умеет. Тех, кто действительно мешал пройти, Генри просто сносил с дороги ударом в челюсть – на минуту хватит, за это время как раз успеют пробежать Джетт и братья.
В конце концов они выскочили на окраину деревни и понеслись через поле с черной, по-весеннему разбухшей землей. Девушка вбежала в рощу незнакомых деревьев с белой корой и тонкими обвисшими ветками и остановилась, вытирая лоб. Волосы у нее были сплетены во что-то похожее на толстую веревку, и сейчас эта веревка растрепалась, волосы налипли на щеки.
– Что… вообще… творится? – прохрипел Хью и рухнул на поваленное дерево.
Сван и Джетт все еще бежали через поле, и, надо сказать, гонку не выигрывал никто: Джетт оступался через каждые несколько шагов, Сван колыхался на бегу, как травяное желе в доме Тиса, по-прежнему не выпуская из рук две корзины.