Даррелл. Тетралогия
Шрифт:
— Три последние, что возле стены, — отрапортовал высокий, мускулистый парень, указывая направление рукой.
— Даррелл, занимай место и переодевайся. Твои вещи я унесу на склад. Не думаю, правда, что они тебе пригодятся в ближайший год.
В тот момент, когда я проходил мимо замерших пацанов, то буквально чувствовал, как спина дымится от взглядов. И что-то добра я в них не ощущал ни на грамм. Кто-то глазел с откровенной злостью, кто-то со страхом, некоторые отворачивались, стоило только мне взглянуть в ответ.
Остановившись возле
Черные штаны из мягкой ткани и синяя то ли кофта, то ли толстовка сидели вполне неплохо, хоть и были слегка великоваты. Видимо Вероника слегка ошиблась с размером, что, впрочем, был поводом наведаться к девушке еще раз. Обувью служили довольно легкие кожаные ботинки, которые предполагалось носить вместе с высокими носками, хорошо хоть не портянками. Наматывать их я конечно не разучился, но особого желания вновь вспомнить прелести этого аспекта армейской жизни не испытывал.
Из личных вещей у меня по сути остался дневник Даррелла с вложенным в него самолетиком, квадратный амулет да изображение семьи Фишеров. Все остальное Леонид забрал, бросив напоследок:
— Подъем в семь. До отбоя еще три часа. Распорядок дня узнаешь у Ждана, он старший в вашей группе. И запомни, здесь ты такой же, как и все, скидок на происхождение не жди. Любые нарушения дисциплины будут пресекаться.
Куратор вышел, оставив меня под прицелом настороженных глаз. Ну а мне предстояло влиться в этот уже сформировавшийся коллектив.
Любая группа людей, проживающих совместно, имеет четкую иерархическую структуру, а уж подростки тем более. Здесь можно практически с первого взгляда выделить кто есть кто. Как правило, имеется один, реже два лидера, вокруг которых сбивается костяк приближенных, дальше идет основная масса — середнячки, не дающие себя в обиду, но и главенство вожака не оспаривающие. Ну и отверженные — люди на самом дне этой социальной пирамиды. Конечно, социологи могут расписать все гораздо подробнее, но мне и моих знаний хватало, чтобы ориентироваться в подобных ситуациях.
Самый плохой способ знакомства с группой людей, уже притертых друг к другу — набрать в рот воды, забиться куда-нибудь в угол и постараться стать незаметным. Сделай так и гарантированно станешь изгоем, а то и объектом издевательств.
Как подсказывал мой жизненный опыт, наиболее грамотный подход — показать дружелюбность, познакомиться со всеми, может быть сделать какие-нибудь подгоны, которых у меня конечно не было. Этой стратегией я и решил воспользоваться, и сразу после ухода Леонида обратился ко всем присутствующим:
— Куратор все верно сказал, меня Даррелл зовут, вот только я не особо-то и дворянин. Мать —
Но ответом мне было угрюмое молчание. Пацаны проигнорировали мой вопрос, а затем начали собираться группами по несколько человек, явно обсуждая мое прибытие. Слов я не разобрал, но вряд они говорили что-то хорошее.
Игнор со стороны одногруппников мне совсем не понравился. Не думал я, что все будет так печально. К тому же, мне нужно было узнать, как тут вообще все устроено, чтобы не начать косячить в самом начале пребывания в интернате. Так что, положив вещи на узкие полки шкафа, я отправился прямиком к Ждану, возле которого стояли трое парней не запоминающейся наружности.
Увы, разговора не получилось. Я ожидал чего угодно — грубости, презрения, прямых угроз, но нет. От меня отшатывались как от прокаженного и подойдя к Ждану ситуация не поменялась — старший группы явно чувствовал себя неуютно рядом со мной и, не ответив на прямые вопросы, просто ретировался, выйдя в коридор, бросив на меня озлобленный взгляд, ну а за ним уже последовали три его друга.
Ситуация складывалась прескверная. Я конечно ожидал, что влиться в коллектив будет сложно, но не до такой же степени! Как же проще было на Земле. Подошел к мужикам, рассказал пару анекдотов, начальство поругал, дороги обсудил и все — свой в доску парень.
Так ничего и не добившись, я вернулся к себе и наткнулся на изучающий взгляд соседа по койке.
— Боятся они тебя, — громче чем надо произнес мелкий лопоухий паренек цыганской наружности. Чернявый, смуглый с каким-то плутоватым выражением лица.
— А ты, значит, не боишься? — Спросил я.
— Не а. Мне батюшка вообще всегда говорил, что я своей смертью не умру. Повесят, говорит, тебя за твой язык когда-нибудь. А вот хрен ему — не дождется, старый, я еще на его могиле спляшу. Меня Витькой звать.
— Даррелл, — протянул я ладонь для рукопожатия, чем вызвал замешательство пацана. М-да, от старых привычек трудно избавиться, а в этом мире такой способ приветствия был не принят. — Так говоришь, боятся они меня?
— Конечно. Ты ж барчук! А у нас тут все простые. Обидишь тебя ненароком, а потом приедет твой папаша и голову снесет как бабка капусту.
— Так ведь здесь все равны, — вспомнил я слова директора. Все-таки идея классового неравенства еще не устаканилась в моей голове.
— Ты это Ждану расскажи, — усмехнулся Витя, — у него барин отца насмерть зарубил, за то, что он в хозяйском лесу тетерева без разрешения добыл. А чего у тебя рожа такая удивленная?
— Говорю же, память потерял, для меня твои слова как откровения свыше. В доме, где я жил, к слугам вроде как неплохо относились.
— Так это городские, там же культурные все. Образованные. А в деревнях не так. Встанет барин с утра злой и все, хоть прячься, хоть из дому сбегай — мало никому не покажется.