Дата С: Когда жизнь начинается заново
Шрифт:
Они мирно распивали чай, когда грохот и звон разбитого стекла заставил их отскочить от окна. На вымытый с таким усердием пол упал кирпич. Снаружи слышался гул, не обещавший ничего хорошего. Прокравшись к окну, Бахтияр и Костя выглянули посмотреть, что же там происходит. По улице бурливым, плохо различимым в темноте потоком к общежитию стекались люди. Гул перерос в рёв сотни глоток и окончательно добил тишину; парни кинулись в коридор. Из комнат выскакивали мужики и неслись со второго этажа вниз. Милицией и не пахло – на весь посёлок всего один участковый, который ни за какие коврижки не сунулся бы
– Разбирай на палки! – кто-то отдал команду, и деревянная лестница между первым и вторым этажами в мгновение ока была разобрана.
– Бей приезжих! – горланил кто-то, пока они теснили нападавших от общежития.
Бахтияр Каримович усмехнулся, выныривая из пыльного мангышлакского посёлка прямо в центр Алматы, где в свежем от дождя воздухе трепетал детский смех.
«Бей приезжих!»
Сейчас и в морду никому не дашь просто так, всё с оглядкой на что-то. Бахтияр Каримович бесился, когда к любому конфликту пытались приплести национальность. Да, он казах и гордился этим. Если человек гнилой и морда его просит оплеухи, то без разницы, какой он национальности. Гниль – она везде гниль, под каким бы обличьем ни пряталась. Тогда дрались, потому что бесшабашное ухарство выплёскивалось через край.
Он снова усмехнулся. Вспомнил комендантшу, гром-бабу с нежным именем Василиса Ильинична, которая при первом же знакомстве представилась просто Васей. На следующее утро она материлась так, что небо краснело. А мужики – кто с подбитым глазом, кто хромой, кто с рукой на перевязи – собирали обратно лестницу. Чтобы в следующий налёт снова её разобрать.
«Да чтоб вас! – орудийными залпами громыхала Вася. – Каждую неделю! Каждую неделю одно и то же! Участковый, пень такой-сякой, никакого толку от него. Напишу на большую землю, чтобы нормального милиционера прислали!»
Отнюдь не пугливый в кулачном бою, робел Бахтияр только перед Таисьей. Это не помешало ему обозначить намерения, первым делом осадив местных, которые кружили вокруг столовой коршунами. Те не сдавались и однажды подловили его толпой. Кто-то и ножик уже расчехлил, желая напугать докторишку. Бахтияр понимал, что шансов маловато, но так просто сдаваться не собирался, примеривался, до кого точно дотянется, прежде чем его уронят на землю. Время шло, но ничего не происходило. Каждый надеялся, что кто-то ударит первым. Бахтияр сжимал кулаки, ожидая выкрика, который подстегнёт их броситься. Наконец, один не выдержал:
– Не могу я его бить – он братишке гипс накладывал.
Тут же откликнулся второй:
– А у моей жены роды принимал.
Третий хлопнул Бахтияра по плечу и добавил:
– Мать на ноги поставил. Никогда этого не забуду, брат.
Специалистов не хватало, поэтому поневоле Бахтияр стал в посёлке своего рода земским врачом. К нему шли с любыми болячками, приводили детей и стариков, и никому он не отказывал в помощи. Это и спасло. Один за другим те, что пару минут назад хотели его отметелить, пожимали руку и растворялись в темноте. Больше никто его не трогал и в сторону смешливой поварихи не смотрел. Знали, что это девушка доктора.
Месяцев пять дружили с Таисьей. Как-то зимой пошли в магазин покупать ему тулуп. Проходя мимо поссовета, Бахтияр предложил:
– Давай заявление подадим?
–
Вот так просто всё и получилось. И никаких лимузинов и кредитов на свадьбу, как сейчас. Правда, глава поссовета, который в пустой избе играл с внуком, поартачился для вида:
– Приходите завтра, секретаря нет на месте.
Нет так нет, они развернулись и пошли на выход, взявшись за руки. Уже прилично отошли, как сзади окликнули:
– Эй, молодые! Погодите!
Старик махал с крыльца нарукавниками. Вернулись.
– Вот что. Это первый интернациональный брак в посёлке, внука отправил уже за секретарём.
Свидетелями позвали Аидку и Костика. А потом гуляли свадьбу, простую, но шумную, совершив набег на магазин-развалюху с его деликатесами.
Двадцать второе октября. Что это было? Он прикрыл глаза, вспоминая бегуна в капюшоне. Когда-то бабушка рассказывала ему сказки, что бродят среди людей злые дэвы, принимающие человеческое обличье. Ещё в её историях были уродливая старуха албасты и красавица с медными когтями жезтырнак, но то были демоны с женскими лицами. Ох и боялся потом маленький Бахонти всего на свете, шарахался и от мужчин, и от женщин. А бабушке того и надо, чтобы держался малец за длинную цветастую юбку и не отходил ни на шаг.
Дэв не дэв в капюшоне, но слова сказал страшные. Женщин переполошил. Мальчонка в кепке пусть и хорохорился, но тоже не по себе ему стало. А если… Сердце замерло, совсем как тогда, когда непослушный светлый завиток снова возникал над смеющимися глазами Таечки. Может, от неё знак, что ему пора? Ждёт встречи со своим непутёвым мужем, который вроде жил как все, а в итоге оказался никому не нужным стариком на скамейке.
Глава 5
Увидеть снег и умереть
Дома Роза тщательно вымыла руки и прилегла на диван, отметив, что пора его пропылесосить из-за кошачьей шерсти. Сложила на груди ладони, закрыла глаза. Шум улицы ввинчивался в уши и мешал сосредоточиться. В голове крутилась песня, которая вспомнилась ещё на той скамейке: «Когда меня не станет, я буду петь голосами моих детей…»
Надо было схватить оракула-паразита за шкирку и трясти, трясти, трясти. Вырвать из него хоть какое-то оправдание нелепицы, которая червём засела теперь внутри. И другие хороши, никто ничего не предпринял. Хотя какой толк от старика, мальчишки и длинноволосой пампушки. Тот мерзкий тип просто застал их врасплох. Да и кто бы не растерялся? Эх, всё-таки можно было всем миром на него навалиться.
Двадцать второе октября. Половина весны, лето, половина осени. Выходит, снега она уже не увидит? Есть два варианта. Псих, которого накрыло сезонное обострение. Тогда посыпать его мысленно лепестками роз и забыть. Прямо грузовик лепестков подогнать и опрокинуть на этого гада. А если не псих? Не открывая глаз, она усмехнулась. В таком случае лечиться надо ей, поэтому первый вариант казался гораздо лучше второго.
Внезапно Роза охнула и скрючилась – на живот приземлились четыре лапы. Окаянный Йося уже отпрыгнул на безопасное расстояние и рассматривал её с ленивым любопытством. Трюк назывался «День в разгаре, чего разлеглась?». Практиковался нечасто, но всегда действенно – пришлось встать.