Дата собственной смерти. Все девушки любят бриллианты (сборник)
Шрифт:
– Я хотела как лучше: ведь когда все время кондиционер включен, в помещении воздух застаивается! – оправдывалась потом Ируся.
– Да уж, избавилась от застоя, мало не покажется, – проворчала Наталья, оглядывая учиненный ветром погром. И постановила: – Ну, давай порядок наводить. Заодно и полы помоем – все равно народу никого, погодка адова…
– Хорошо, конечно, – вздохнула Ируся.
И поплелась в подсобку за шваброй.
– Мой давай как следует, – велела Наталья. – Во всех уголках. Начинаем отсюда, от стеллажей. Я подбираю все, что упало,
Ируся снова вздохнула. А Наташа опустилась на колени – поднимать рассыпавшиеся пакетики с целебными травами. Травы покупали плохо, стояли они в самом дальнем углу, но ветер, негодяй, даже до них добрался… Наташа подняла несколько пакетиков разом – и вдруг нащупала меж ними какой-то плотный листок. Это, интересно, еще что?
Листочек оказался фотографией. Наташа рассмотрела ее – и не удержалась, вскрикнула.
– Что случилась, Наталья Борисовна? – тут же кинулась к ней Ируся.
Наталья не ответила. Она по-прежнему стояла на коленях и потрясенно рассматривала карточку. Свою собственную. Ее любимые черные джинсы, пушистый свитер, мягкие мокасины. Ее прическа, ее улыбка, ее нос. Ее лицо. А вместо глаз – две аккуратно выжженные дырочки…
– Ой… – выдохнула Ируся – она заглядывала хозяйке через плечо.
– Что же это такое… – растерянно пробормотала Наташа.
– Ой, – повторила Ируся. И запричитала: – Наталья Борисовна, да на вас порчу навели!
– Ну, как тебе? – спросила Наташа у сестры. – Смешно?
Такси приближалось к Москве.
– Пока нет, – серьезно ответила Рита. – И я даже знаю, чьих рук это дело.
– И чьих же? – удивилась Наташа.
– Вички, – безапелляционно отрезала сестра. – Отцовской домработницы.
– С чего ты взяла?
– А я позавчера в кухню прокралась. И видела, как она Тамаркину фотографию иголками колет. Прямо в глаза. И пришептывает что-то… Заговаривает. Значит, и тебя заговаривать пыталась. Гадина.
– Может, и гадина, – кивнула Наташа. – Да только Вика в моем магазине сроду не бывала… И вообще, не перебивай. Давай расскажу, что дальше было. Я, разумеется, мерзкую фотографию порвала. На Ирусю – цыкнула, а себе самой приказала: немедленно об этой пакости забыть. И забыла бы… – она вздохнула.
Маргарита подалась с заднего сиденья вперед, дышала в затылок, и даже водитель хоть и делал вид, что следит за дорогой и наслаждается музыкой, но, похоже, начал прислушиваться к разговору.
Наташа продолжила:
– Но тем же вечером, когда я ехала домой, меня остановил гаишник. В общем, за дело: я через двойную сплошную развернулась, а как быть, если до официального разворота целый километр? Ну, и завел, конечно, бодягу: то-се, будем права отбирать… Сама понимаешь, от двойной сплошной хиханьками не отбояришься (водитель такси понимающе покачал головой), так что пришлось платить. В кошельке, как назло, только доллары, но я на такие случаи всегда пятьсот рублей держу под козырьком – этим, знаешь, над водительским сиденьем…
– Ну, что
«Наверно, подсознательно тяну, – подумала Наташа. – Очень уж неприятно к главному переходить». И она быстро, одной фразой, закончила:
– В общем, я полезла под козырек – и обнаружила там иголку.
– Иголку? – удивленно переспросила сестра.
– Да. Обычную швейную иголку. Толстую. Кончик у иголки – прокаленный, весь черный. И торчит она так, что острие направлено на меня.
– Ну и ну… – выдохнула Рита. – Я знаю, что это значит. Это наговор: тебе на несчастья.
– Ага, – вздохнула Наташа. – Знаешь, как я об эту иголку палец пропорола!
– Да не в пальце же дело, а в том… – горячо заговорила Рита.
Наташа остановила сестру:
– Да подожди ты. Я потом и сама в Интернете прочитала: кончик иголки колдуны специально прокаливают, чтобы на человека неудачи валились. Но дай сначала доскажу. Приехала я домой. Настроение, конечно, на нуле – понимаю вроде, что глупости, но на душе как-то нехорошо… Стала голову ломать: кто мог это сделать? Ну, в магазине, допустим, полно народу бывает. Но ключи-то от машины я никому не даю! И Вичка, кстати, раз ты на нее думаешь, никогда к моей тачке даже не подходила…
– А на автосервисе? – тут же спросила Рита.
– Ерунда, – пожала плечами Наташа. – Зачем автослесарю протыкать козырек иголкой?
– Ему могли заплатить.
– Позвонила я своему слесарю, – вздохнула Наталья. – Как дура. Конечно, он только посмеялся. Я, говорит, про каленые иголки слышал, жена рассказывала, но это, мол, типично бабские штучки. А мужики – с помощью лома мстят. И посоветовал: вспоминай, кто из твоих заклятых подружек в последнее время в машине ездил.
– Вспомнила? – потребовала Рита.
– Нет. Я… я решила сначала квартиру обследовать. Мне и правда не по себе стало. Вдруг, думаю, и дома какая-то гадость есть? И я нашла. Очень быстро. Под своей кроватью. Там лежала куколка. Знаешь, такой пупсик, маленький, целлулоидный, как мы в детстве играли…
Наташа замолчала.
– Ну?! – нетерпеливо потребовала Рита.
– Пупсик тоже оказался непростой, – неохотно продолжила Наталья. – Даже вспоминать противно. Они ведь обычно лысые, эти пупсики, но у этого были волосы, темные, как у меня, – видно, приклеенные. И глаза подрисованы, тоже зеленые, как мои. А на месте сердца – дырочка, и она измазана красным: будто кровь…
– Ох, Наташа… – Рита сочувственно смотрела на сестру. – Представляю, что ты пережила…
– Да ничего я особенно не пережила, – покачала головой Наташа. – Только разозлилась – и постаралась себе внушить, что не стоит обращать внимание на всяких идиотов. Вернее, на идиоток.
– Но как эта идиотка в твою квартиру попала?! – воскликнула Рита.
– А у меня как раз накануне вечеринка была. Давно планировали и наконец устроили. Человек пятнадцать бывших одноклассников собралось. Так что пупсика кто угодно из них мог подбросить.