Датчанин Ферн
Шрифт:
Камма выступает вперед.
— Лаура, не смей ему отвечать!
Лаура глядит на нее, потом на меня.
— Почему мне нельзя знать правду? — спрашиваю я.
— Мы и без того от тебя натерпелись!
Вылив кашу в миску, Лаура передает ее Камме.
— Оставь Мартина, Камма!
— Это он потащил за собой Ларса! Сам-то он уцелел!
— Куда потащил?
— На войну… — отвечает Камма.
— Господи…
Камма уносит кашу.
— Вот так ты всегда сидел, когда был ребенком, — повторяет Лаура, — ты просил меня рассказать сказку…
Камма вернулась
— Он не хочет есть!
— Такую вкусную кашу!
— Вы что, так и не расскажете мне ничего?
— Нет! — отрезает Камма.
Лаура приоткрывает рот. Качает головой.
Иду в прихожую. Взбираюсь на второй этаж. Камма следует за мной как тень. В простенке оленья голова с раскидистыми рогами. На ней густой слой пыли. За балюстрадой снова бурая дверь. Она ведет в коридор, в котором еще четыре двери. Открываю первую.
— Сюда нельзя…
Вхожу… С первого взгляда вижу, что это комната Каммы. Здесь довольно уютно. На батарее сушится женское белье. На редкость изящные вещи. Подойдя к батарее, приподнимаю трусики с кружевами и мережкой.
Глядя на меня, Камма краснеет.
— Ты, значит, не замужем?
— Может, хватит рыться в моих вещах!
Выхожу в коридор. Оттуда в другую комнату. Здесь живет Лаура. Комната заставлена старой мебелью. Плюшевые кресла с бахромой. Красная скатерть. Статуэтки: мальчик с лягушкой, пастушка с трубочистом. На тумбочке — Библия.
Подойдя к окну, выглядываю на улицу. Молочник с повозкой ушел. Все так же, не смолкая лает собака.
Камма ходит за мной как тень. Пересекаю коридор. Открываю среднюю дверь.
Просторная комната. Окна выходят в сад. По бокам у стен два дивана. Над одним висит теннисная ракетка. Над другим — удочка.
— Зачем ты вообще сюда пришел?
— Я ищу Мартина Ферна…
— Незачем его искать! Вот он, передо мной!
— Ушла бы ты, а? Дай мне побыть одному!
— Это мой дом!
— Ах вот оно что…
Опять все та же улыбка.
— Отец отказал его мне!
— Чтобы он мне не достался?
— Совершенно верно!
У низкого широкого окна стоят друг против друга два письменных стола. На этом симметрия не исчерпывается. В каждом углу по книжной полке. По бокам двери — два платяных шкафа.
Иду к окну. Распахиваю его. В комнату врывается запах цветов и травы.
— Сейчас же затвори окно.
— Нет!
Медленно уходит затхлый воздух.
— Какой из этих диванов мой?
Ответа нет.
— Наверно, вот тот, с ракеткой?..
Иду к дивану. Ложусь. Разглядываю потрескавшийся потолок. Трещины образуют рисунок: вот чье-то лицо, железнодорожные рельсы, а вот звериная морда.
— Ты пачкаешь диван ботинками!
— Вы когда-нибудь пользуетесь этой комнатой?
— Никогда!..
— Сохраняете все как есть…
— Да!
— В память о Ларсе!
— Да!
— А что за человек был Ларс?
Наконец-то она разжимает рот. И все та же злобная улыбка.
— Он был наделен всем, чего не хватало тебе. Все его любили. Понимаешь, все. Ты один его не любил… ты его ненавидел… Отсюда пошла беда… Ты ему завидовал. Ему было дано
— Может, уйдешь все-таки?
Уходит. Наконец-то.
— Только не пачкай диван! — говорит она, резко хлопнув дверью.
Лежу. В открытое окно робко проникают звуки. Тихо чирикают птицы. Гремит бутылками молочник. С шоссе долетает глухой шум автомобилей. Все так же, не смолкая лает собака.
Мартин Ферн у истоков светлого детства. Прошлое медленно обступает меня. Вот здесь он лежал. Раскаяние. Мир, обращенный в обломки.
Звуки. Вдали ровно жужжит машина для стрижки газонов. Внизу у пристани гудит пароход. Мир Мартина Ферна повержен в прах, и вот он лежит, подбирая обломки ушедших лет, когда еще были живы его мать и брат. Чтобы снова уйти, стряхнуть с себя все это.
Засыпаю. И тут же просыпаюсь. Мне снилось, будто я болен. И доктор Эббесен мне говорит: «Здоровье обретаешь в болезни».
Ну что ж, Мартин Ферн, давай поговорим. Зачем так цепляться за прошлое? Подумаешь, какая идиллия. Жужжание мух. Запах цветов из сада.
Встаю. Прохаживаюсь по комнате. На полках обычный ассортимент детских книг. Марриат. Петер Мост. Гредстед. Киплинг. Потрепанный экземпляр «Стильк и К°». Сажусь за письменный стол. Когда-то против меня сидел Ларс. Братья глядели друг на друга. Братья по крови.
На столе тетрадь по математике. Раскрываю ее. Круги, параболы, эллипсы.
Ящик стола заперт. Мартин Ферн открывает его своим ключом. Сверху пустые гильзы патронов. Пачка сигарет. Черный вонючий табак. Обкуренная трубка. Фотографии. Мальчик Томас на горном пике. Он в шортах и белой шляпе. Широкая улыбка. Групповой снимок школьников. Слева Мартин Ферн и Томас Симонсен. Стоят обнявшись. Странные, старомодные платья девочек. Широкие накладные плечи, гольфы, длинные локоны.
Еще в ящике пластилин, чертежные перья, линейка, пузырек засохших чернил, букашки, приколотые булавками к винным пробкам, старые карманные часы.
Следующий ящик. В самом низу дневник. Листаю. Летопись дней рождения, выездов на рыбалку, теннисных матчей. Тайные знаки, смысл которых давно забыт. Вот имя какой-то девочки: Бирта. Внизу под именем крестики. Что было у тебя с Биртой, Мартин? Робкий поцелуй, свежий как утро? Или, может, нечто большее? Ответа нет. Еще одно имя: Соня. И снова крестики. Школьный бал. Я учусь играть на гитаре. Мы едем на дачу. Каникулы. Дальше — война. Отцу пятьдесят лет. Выступаю с поздравительной речью. Лилиан. Студенческий бал. Первое упоминание об Эллинор. «Я поцеловал Эллинор!» Три восклицательных знака. «Всю ночь с Эллинор!» В дневнике карточка Эллинор в лыжном костюме. Широкие черные брюки. Исландский свитер. Лыжная куртка. Снимок сделан в горах. Приплывают обрывки былого. Снег. Резвимся в снегу. На девушке вымокла вся одежда. Она смеется. Ноют натруженные мышцы. Сплю как сурок. Еще карточка. Школьный спектакль. Над головой одного из артистов крестик. Это Ларс. Загримирован под старика. Ставим «Проделки Скапена». Еще фотография Ларса. Светлые волосы. Высокий чистый лоб. Волнистая шевелюра. Он глядит прямо в объектив. Улыбается.