Дава в заснеженных горах
Шрифт:
Во сне я снова был рядом с мамой. Она вылизывала мне лоб, приговаривая: «Ну зачем же ты ушел из дома? Ты даже не представляешь, как мама волновалась, что не может тебя найти! Ах ты, непослушный щеночек!» Я отвечал: «Ты любишь сестренку Ниму, а меня – нет, Нима все время лежит у тебя на груди…» Мама отвечала: «Милый мой Дава, как же мама может тебя не любить? Просто Нима родилась хилой и слабенькой, и приходится больше о ней заботиться. Ты же старшенький и с рождения был здоровее, тебе самому следует помогать маме!» Мне стало стыдно, и я зарыл голову в мамин живот:
И вдруг я проснулся. Меня окружала кромешная тьма. Мамы не было.
Эй! А почему меня так странно качает, так, что я даже проснулся? И голова кружится. Точно! Человек закинул на спину рюкзак, вышел из чайной и отправился в путь, не ведая, что несет с собой маленького щенка. Куда же он направляется? Еще дальше от моего дома?
В темноте рюкзака я залился слезами. От горького раскаяния у меня чуть не отвалился нос.
Хозяйка часто приговаривала, мол, сожалею о содеянном аж до посинения кишок. Это значило, что ей стыдно просто-таки до смерти, ведь кишки синеют только у покойников. Но собакам это выражение не подходит. Мы в таких случаях думаем: «Каюсь так, что нос отваливается». Ведь нос – наше оружие, отвалится – пиши пропало…
Вдруг я услышал, как кто-то сказал:
– Холодает… Надо бы свитер достать!
Голос был женским. Рюкзак опустили на землю, открыли. Солнечный свет ослепил меня, и я долго не мог разлепить веки. Но тут чья-то огромная рука схватила меня за шкирку и выудила наружу.
– Эй, смотри-ка, что у меня здесь! – сказал парень.
– Ой! Щеночек? Какая прелесть! – заверещала девушка, прижимая меня к груди. – Такой миленький! Откуда он в твоем рюкзаке?
– Без понятия! Малыш, ты как сюда забрался?
Мне очень хотелось сказать им: «Я потерялся, скорее верните меня домой!» Но я не умел говорить и только отчаянно лизал им руки: ему, потом ей, потом опять ему – и жалобно скулил.
Девушка растрогалась:
– Жалко бедняжку! Давай заберем его домой?
– Не выйдет! – отрезал парень. – Мы же на самолете летим. Там потребуют документы на собаку и справку о прививке. Так что взять его мы не сможем.
– Что же с ним делать? – спросила она.
– На бродячего не похож: чистый, ухоженный. Оставим на улице! Может, его уже хозяева ищут? Вот и найдут…
Девушка рассердилась:
– Тебе легко говорить! Он же совсем малыш! А если его машина собьет? Или волкодавы загрызут? Или он в канаву свалится?
У девушки было золотое сердце. Я смотрел на нее с надеждой и ждал, когда же она предложит вернуть меня домой, но она сказала:
– Давай отнесем его обратно в чайную.
А-а-ай, да что же такое! Я живу не в чайной! И там как раз огромный черный волкодав, я туда не хочу! Нет!
Но они и правда принесли меня в чайную, где недавно сидели.
– Это ваш щеночек? – спросила девушка, жалобно глядя на хозяина.
Хозяин чайной покосился на меня и замахал рукой: «Марэй, марэй». На тибетском это значило: «Нет, нет». Потом он добавил, уже по-китайски:
– Щенок
Парень с девушкой вздохнули и унесли меня. По дороге они обращались к лавочникам, заглядывали в жилые дома и спрашивали у детишек на улице, но все махали рукой: «Марэй, марэй». Конечно, откуда им меня знать, если я до сих пор не выходил из дома?
И что же теперь делать?
Они снова вернулись в чайную, откуда меня унесли. И тут я услышал, как девушка воскликнула:
– Смотри, это же старший брат-солдат, отдадим ему!
Старший брат-солдат? Это еще кто? И зачем меня ему отдавать?
Но они не стали со мной советоваться и подошли к человеку в военной форме.
С тех пор моя жизнь изменилась навсегда.
Хуан Юэлян встречает Даву в Ядуне
Шел третий день праздников в честь образования КНР. Хуан Юэляну со стариной Суном доверили роль гонцов – они отправились в город закупить что нужно для заставы, а заодно и помочь сослуживцам: кому отправить письмо, кому что купить в магазине, кому пополнить телефонный счет и так далее. Список поручений занимал целую страницу, так что в путь они выдвинулись еще до рассвета.
Когда все было выполнено, Хуан Юэлян и старина Сун скромно пообедали и разделились. Старина Сун пошел в интернет-кафе звонить жене и детям по видеосвязи. Его младшему было всего три года, и старина Сун ужасно скучал. Юэлян же направился в книжный магазин: осень кончалась, и перед долгой зимовкой стоило запастись «пищей для ума». Они договорились встретиться в три, чтобы вместе выдвинуться обратно.
На улице было людно. Хотя большинство народа, похоже, составляли приезжие. Приезжать сюда теперь стало удобно: прямым рейсом из Чэнду долетаешь до Шигадзе и уже оттуда – на автобусе – до Ядуна. Вся дорога занимает часов семь-восемь. Раньше от Чэнду до Ядуна добирались несколько дней, а если начинался снегопад, дорогу перекрывали, и поездка растягивалась на неделю с лишним. Сам Юэлян так никогда не ездил, но знал об этом по рассказам матери. Раз в год она уезжала в деревню навестить родителей, и добрая половина отпуска уходила на дорогу туда-обратно. Так было в те времена, когда Юэлян еще не появился на свет.
Шигадзе – крупный тибетский город. Оттуда начинается маршрут на Эверест – самую вершину мира, – и потому в Шигадзе приезжает множество любителей приключений. Когда Юэлян вступил в армию, они проезжали Шигадзе, но останавливаться не стали: машины довезли их прямиком до Ядуна.
Этот городок Юэлян полюбил, как только там очутился. Он и не подозревал, что в Тибете встречаются настолько живописные места: раньше ему казалось, будто там – сплошь ледяные вершины без единой живой души. И хотя Ядун располагался не очень высоко, сам пейзаж, конечно, поражал своей красотой: именно там, в кольце обледеневших гор, и раскинулась их застава.