Давай не поженимся!
Шрифт:
– Позвольте представиться… – церемонно кивнул он, но тут заметил заткнувшую собой справочное окошко тетю-бегемотю, подхватил меня под локоть и вежливо отвел в сторону. – Здесь мы сможем беседовать свободно. Так вот, меня зовут Анатолий Вахтангович Кипиани, а вас, милая леди?
– Варвара Николаевна Ярцева. – И-эх, сейчас бы пенсне сюда, дабы высокомерно и чуточку презрительно осмотреть сквозь него блондинистого грузина с головы до ног.
– Ярцева? – почему-то обрадовался тип. – Да еще и Николаевна? Так вы сестра Олега?
– Допустим, –
– Не было никакого исчезновения, просто мой босс распорядился перевести вашего брата в клинику своего друга, там и уход получше, и аппаратура посовременнее. Да и с лекарствами проблем нет. Нам надо, чтобы Олег как можно скорее поправился.
– И вовсе не из-за человеколюбия, как я понимаю, так? Скорее всего, ваш босс – тот самый неведомый заказчик, пообещавший моему брату фантастическое вознаграждение всего лишь за фотографию.
– Неведомый – это хорошо, – улыбнулся Анатолий Вахтангович Кипиани. – Это правильно. Значит, условия контракта ваш брат соблюдать умеет. А в чем именно состоит его задание, он тоже не рассказал?
– Тоже, – буркнула я, не разделяя радости собеседника. – Он только сумму гонорара озвучил, и все.
– Ну, это не запрещено. Цены бы вашему брату не было, – досадливо поморщился блондин, – не будь он таким разгильдяем по жизни.
– А что с ним произошло? Мы все больницы и морги обзвонили, мать там с ума сходит, а местные деятели, вместо того чтобы сообщить родным, спешат поставить в известность посторонних людей!
– Потому что посторонние люди разослали по всем больницам запрос. И пообещали вознаграждение за информацию. Что же касается звонка вам – к сожалению, Олег еще слишком слаб, он смог назвать только свое имя. Но ничего, в нашей клинике его поставят на ноги гораздо быстрее. Думаю, к концу февраля ваш брат будет совершенно здоров.
– Но что с ним произошло? И почему вы искали его?
– Я пока знаю не больше вашего: Олега нашли в одном из переулков в районе Тверской, избитого, без документов, без верхней одежды. Он едва не замерз там, но, на его счастье, домой поздно возвращался один из жильцов ближайшего дома, этот парень и нашел Олега.
– Я хочу его видеть. – Больше всего я хотела сейчас, если честно, плакать, но это потом, дома, когда отпустит, а сейчас я нужна брату. Я чувствую это, знаю. – Немедленно.
– Не смотрите на меня так угрожающе, – поднял ладони Анатолий, – я вовсе не собираюсь вам препятствовать. Я даже рад, что встретил вас здесь, вернулся-то я случайно, вещи Олега мы забыли забрать, он очень о каких-то часах переживал.
– Не о каких-то, а о «Командирских», – тихо произнесла я. – Это отцовские, папа Коля их Олегу на день рождения подарил, когда брату восемнадцать исполнилось.
– Надо же, – как-то странно взглянул на меня Кипиани, – какое совпадение.
– Совпадение?
– А, неважно. Ну что, едем?
– Вы дорогу объясните, я сама доберусь, я на машине.
– Придется вам машину
Ну и ладно, путешествовать в роскошном, пахнувшем новой кожей салоне «Порше» гораздо приятнее, чем в воняющей бензином любимице папы Коли, в которой еще и печка еле фурычит.
По дороге я позвонила домой, вернув к жизни родителей. Да, пусть Олежка избит, пусть он в больнице, но главное – он нашелся, он жив!
Неведомый босс Анатолия оказался настолько любезен, что выслал за мамой и папой машину, так что к братишке мы пришли все вместе.
Увидев мумию из бинтов, мало похожую на веселого, здорового, сильного Олега, каким он был с нами на даче, мама, разумеется, не смогла удержаться от слез. Мне, если честно, тоже хотелось плакать, очень хотелось, до зуда в переносице хотелось, но – нельзя. Здесь нельзя, надо было поддержать маму, успокоить ее, отвлечь, а если получится – и развеселить. Тем более что Олежка был в сознании, хоть и слаб. Но он старательно поддерживал меня, даже шутить пытался, лишь бы мама не плакала, а отец не бледнел так страшно, до синевы.
Расспрашивать Олега, кто сотворил с ним такое, мы не стали. Видно было, что эта тема ему неприятна, а сил у нашего парня и так было с нос колибри.
Я смеялась, несла всякую чушь (а чуши очень нравится, когда ее носят), отвлекая маму, а перед глазами все время дрожала одна и та же картина – темный двор, переполненные мусорные контейнеры, насыпанный дворниками снежный сугроб, серый от грязи, он тает от потеков густой горячей крови, вытекающей из искореженного тела. Олежкиного тела.
В горле вдруг вспух комок, стало трудно дышать, сил сдерживать рвущийся наружу поток слез практически не осталось, и я, скорчив смешную гримаску, шепнула, что хочу в туалет.
И, не видя перед собой никого и ничего из-за прорвавшейся соленой пелены, выбежала вон. Надеюсь, они не заметят, что я не пошла в санузел, находившийся в палате брата.
Кажется, я едва не сбила с ног какого-то высокого мужчину, извинилась и, зажимая рот ладонью, чтобы не зарыдать в голос, буквально скатилась вниз по лестнице. Дальше, дальше, на выход, туда, где никого нет, где можно наплакаться вволю и даже избить снег. И руками, и ногами. А потом умыться в этом снегу и вернуться обратно, уже улыбаясь.
И плевать, что опухла опять от рева, маме с отцом сейчас не до моей внешности.
Клиника и на самом деле оказалась очень хорошей, здесь трудились не рвачи, как можно было бы ожидать от коммерческой медицины, а врачи. Хорошие врачи. Можно сказать – лучшие.
Так что Олежка наш встал с кровати уже через неделю, через две – бегал покурить на улицу, прячась от врачей, а к концу февраля был, как и обещал Кипиани, абсолютно здоров.
Кем был тот неведомый благодетель, мы так и не узнали, весь медицинский персонал клиники держался стойко, выведать имя босса Анатолия не удалось никому.