«Давай полетим к звездам!»
Шрифт:
...Двое летят домой...
За полтора суток до посадки “Знамени” снова неожиданно обострилась политическая обстановка в мире, и мне по приказу Карлоса Донильи пришлось оставить нашу космическую эскадру и срочно вернуться на “Галеоне” на Землю.
Еще 31 октября, сразу после старта Леонтьева с Луны, советский министр иностранных дел Громыкин в интервью итальянской газете “Реппублика” жестко прошелся по американцам в связи с окололунными маневрами “Сервейора-8”. И подчеркнул достаточно резко, что СССР готов “дать сокрушительный отпор всей своей боевой мощью провокаторам и диверсантам
И покатилось колесико... В начале ноября в США -очередные президентские выборы и частичные перевыборы сената и палаты представителей. Грех не использовать успех Советского Союза на Луне в предвыборных целях! Сенатор-республиканец Роберт Гейсборо выступает перед избирателями в штате Техас, и добалтывается до того, что напрямую просит американского президента Линдона Джонсона нанести ракетный удар по советскому космическому кораблю “Знамя” во время его входа в земную атмосферу. Этот Гейсборо - парень решительный, но мозгов у него -абсолютный ноль.
В Москве от такого воинственного заявления американского законодателя немедленно возбудились. Там своих нулевых мозгов всегда хватало, чтобы не различать предвыборный треп от истинных политических намерений. Министерство иностранных дел СССР по дипломатическим каналам обратилось в государственный департамент США с требованием разъяснить суть заявления сенатора Гейсборо. Госдеп легкомысленно запрос проигнорировал: мол, нужно ли комментировать предвыборные шизофренические вопли? Как говорится, на каждый чих не наздравствуешься.
В Кремле не дождались ответа и запаниковали еще больше. 2 ноября Вооруженным Силам СССР был отдан приказ перейти в состояние полной боевой готовности.
Когда об этом сообщили Линдону Джонсону, он немедленно прервал предвыборное турне и созвал кризисный штаб в Белом доме. Войска США тоже начали разворачивать боевые порядки. Мир замер на грани большой войны. Достаточно было любой “спички”, чтобы полыхнуло.
Я считался в вашингтонском политикуме большим специалистом по Советскому Союзу - советологом. Поэтому президент Джонсон пригласил меня в Овальный кабинет на беседу и попросил передать личное послание Никите Хрущеву через советского посла Добрынова. Линдон был готов дать любые гарантии, что США не будут противодействовать успешному завершению миссии Леонтьева и Макарина. Я тотчас же отправился в посольство СССР, и письмо американского президента в тот же день специальным авиарейсом улетело в Москву. Политический кризис - самый серьезный со времен Карибского противостояния шестьдесят второго года вокруг советских ракет на Кубе - стал постепенно сходить на нет.
Как только стало известно, что войска СССР и США получили приказ вернуться в обычное состояние, я с Игорем Лосевым вылетел на “Галеоне” навстречу “Знамени” и нашей невидимой эскадре десантных модулей.
Алексей Леонтьев и все, все, все - 9
ПОЛЕТ В АТМОСФЕРЕ
Разделение отсеков космического корабля... Гулкий хлопок где-то за спиной, под днищем спускаемого аппарата, мягкий толчок - и все,
– Жаль, что сейчас нельзя развернуться и посмотреть на наш “хвостик” со стороны, - сказал Олег.
– А еще лучше сфотографировать!
– А ты предложи Королевину и Бушунину поставить наружные фотокамеры на следующем “Знамени”. Одну - на двигательном отсеке, другую - на спускаемом аппарате. Сразу получишь весь процесс разделения с двух точек зрения, во всей красе.
– Хорошая идея!
– Макарин потянулся к бортжурналу и принялся делать пометки.
– Надо будет подумать.
– Дарю, мне не жалко, - я переключил внимание на пульт управления. Все индикаторы горели ровным зеленым светом. На борту полный порядок.
Спускаемый аппарат заворочался в пространстве. Автоматика выравнивала ориентацию.
– “Флаги”, - донесся с Земли голос оператора, - идете очень хорошо, прямо в посадочный коридор.
– Очень рады, “Заря”, - ответил я. Гм, конечно рады. Не нужно вручную делать навигационные замеры, маневрировать, ориентируя в пространстве рвущийся навстречу Земле, космический корабль.
– Мы летим сейчас со стороны Антарктиды, - сказал Олег.
– Лешка, представляешь? Огромная, белая, как сахар Антарктида в синем океане... И солнышко ярко светит... Эх, какие пейзажи можно нарисовать!
– Вернемся домой - возьму тебя в соавторы, - пообещал с усмешкой.
– Будем вместе картины писать.
– Я рисовать не умею, - с горчинкой в голосе вздохнул Макарин.
– С детства - как курица лапой. Разве что, пристроишь меня холсты готовить и краску разводить...
– Краски для рисования разводить не надо, - я засмеялся.
– Ты будешь меня идейно вдохновлять. Твои идеи - моя работа. Творческое разделение труда. Олег Макарин - в роли космической музы!
– Болтун, - сообразив, что я его подначиваю, обиженно фыркнул Олежка.
Звезды за стеклом иллюминатора по-прежнему не видны. По коленям медленно ползет округлое пятно солнечного света. Наше светило сейчас где-то над головой, за крышкой выходного люка. А Земля спряталась под днищем спускаемого аппарата. Жаль, что ее не видно... Может быть, и вправду снежно-белая Антарктида неотразима среди подсвеченных лучами Солнца синих вод мирового океана...
...А потом на нас навалилась перегрузка. Как-то сразу, неожиданно, властно. Была невесомость, привычная уже за полторы недели полета легкость во всем теле. И вдруг что-то невидимое вползло в корабль, зашевелилось, обрушилась на нас всей тушей.
Я ожидал, что перегрузка будет ощутимой, но не мог и предположить, что она окажется такой большой. Не знаю, может быть, это были субъективные ощущения, но мне тогда показалось, что утяжеление существенно превысило те десять-двенадцать единиц, на переносимость которых нас тренировали на центрифуге в Звездном городке. А может быть, это сказались более десяти суток космического полета, большую часть которых я провел в условиях невесомости?
Перегрузка нарастала стремительно. “Потекла” по лицу кожа. Руки невидимого массажиста потянули ее от носа в сторону ушей и вниз, к шее. Сжало ноздри, и чтобы нормально дышать, пришлось приоткрыть рот.