«Давай полетим к звездам!»
Шрифт:
Пирамида рванулась в сторону, пытаясь выйти из гравитационных пут десантного модуля. Но Игорь усилил напряжение поля, удерживая “беляка” в сети:
– Берем в плен эту чертовщину, командир?
Я не успел ответить. Пирамида взорвалась изнутри, распалась на тысячи и миллионы белых песчинок, снежным вихрем ушла вверх, исчезнув где-то на границе атмосферы и космоса...
Алексей Леонтьев и все, все, все -10
ДОМА!
...Ад
На самом же деле, как потом я определил по бортовым часам, зону повышенных перегрузок мы прошли всего за шесть с хвостиком минут.
...Вдруг осознал, что я есть. Существую. Дышу, хрипло всасывая в легкие воздух.
Стал медленно приоткрывать веки, опасаясь спугнуть дивный цветной мир, который из белых, серых, черных и еще Бог знает, каких пятен вновь стал складываться перед глазами.
Пульты, иллюминаторы, крышка люка - все это странным образом качалось передо мной, закручивалось спиралью, замирало на месте и снова начинало призрачный танец, но уже в обратную сторону.
На грудь и ребра больше не давил мощный невидимый пресс. Я задышал часто и глубоко, стараясь набрать как можно больше воздуха в изголодавшиеся по нормальному дыханию легкие. Ребра тут же отреагировали тупой ноющей болью.
– Ожил, Лешка, - прохрипел кто-то рядом.
– А я уже думал...
“Макарин, - вяло сообразил.
– Это Олежка Макарин!”.
Тело еще плохо слушалось, но я скользнул вдоль скафандра правой рукой и отщелкнул замки гермошлема. Рванул вверх стеклянный колпак.
В спускаемом аппарате гулял легкий ветерок. Или это мне только показалось?
– Алексей, у тебя кровь под носом...
Коснулся лица тыльной стороной перчатки. Грязно-рыжее пятно уже подсыхающей крови.
– Наверное, сосуд в носу лопнул, - потянул воздух ноздрями.
– Мне показалось или... По-моему, перегрузка была совсем не пять единиц.
– По-моему, даже не десять, - Олег хрипло закашлялся.
– Знаешь, я ведь тоже отключался. Только очнулся раньше.
– Слушай, а ведь такой перегрузки не может быть при управляемом спуске, да? Значит, мы сорвались на баллистическую траекторию. И садимся где-то в Южном полушарии. Всю жизнь мечтал окунуться в Индийском океане...
– Шутки - шутками, а хорошего в этом мало...
– Как у нас со связью? Я что-то ничего не слышу.
– Тишина, - подтвердил Олег.
– Эфир молчит. Даже помех нет.
– Плохо, - я сглотнул последний комок перегрузки, застрявший в горле.
– Значит, садимся вдали от поисковых групп. Где-нибудь у черта на куличках.
– Не факт, - возразил Макарин.
– Может, что-то с антеннами?
– Сразу со всеми? Чепуха.
За спиной громко щелкнуло. Пружины резко приподняли наши кресла над днищем отсека.
– Посадка!
– я рывком подтянул ноги к животу, группируясь. Заныли “утомленные” невесомостью, а потом еще и перегрузкой, мышцы спины.
За бортом громыхнули двигатели мягкой посадки.
Наш маленький мир, ограниченный стенками спускаемого аппарата, накренился, опрокинулся и закачался как маятник, постепенно замедляя движение.
Скосил глаза в иллюминатор. За покрытым коричневой копотью стеклом ясно можно было различить пучок желтой, высохшей травы.
– Есть посадка, - констатировал я.
– Сели на сушу.
– Я это почувствовал, - возмущенное кряхтение донеслось откуда-то сбоку и сверху. Спускаемый аппарат завалился на бок. Олег теперь оказался надо мной.
– И это они называют мягкой посадкой!
По инструкции мы должны были отстегнуться от кресел и, не снимая скафандров, ждать спасательно-эвакуационную группу. Я неловко освободился от ремней и попытался приподняться из ложемента. Мир перед глазами моментально поехал в сторону. Удушливая волна тошноты подкатила к горлу.
– Не торопись, - посоветовал Олег, который из-под потолка молча наблюдал за моими эволюциями.
– Первые минуты самые трудные. Тело отвыкло от нормальной силы тяжести.
Я вытер перчаткой испарину на лбу, и стал приноравливаться, как бы половчее совершить вторую попытку подняться, когда в стену спускаемого аппарата постучали.
– Ну, вот, и спасатели, - с облегчением выдохнул Макарин.
– Приключения кончились, Лешка. Мы приехали!
Мартын Луганцев и его собеседники -10 (записки журналиста)
“ПРИШЕЛЬЦЫ” ИЗ ЭЛЕКТРИЧКИ
...И снова дождь. Низкое сизо-серое небо истекает плотной пеленой осенней влаги. По стеклам окон вагона змеятся струйки воды, меняя свою скорость и направление движения соответственно тому, как тормозится или разгоняется электричка. Мир за окном размылся окончательно, превратился в беспорядочную смесь темных и полутемных пятен. Эта однообразная и унылая картина за окном навевает тоску.
Еще и Инга укатила в редакционную командировку куда-то “аж на Сахалин”, и до конца ноября в Москву не вернется. И почему-то не звонит...
Очень хочется спать. Я сегодня плохо спал ночью.
Вчера Аджубеев погнал меня в Подмосковье. “Советским Известиям” потребовалось дать срочный материал о тружениках сельского хозяйства. Толик Серебряков, который вел у нас сельскую тематику, заболел, и наш главред вспомнил, что после публикации серии космических очерков я бью баклуши, восстанавливая, как у нас говорят, растраченный творческий потенциал в неторопливых философских беседах, сопровождаемых кофе- и чаепитиями в кабинетах коллег-журналистов. Аджубеев посчитал, что я уже вернул себе рабочую кондицию, и дал мне срочное задание: подготовить очерк о жизни подмосковных сельхозработников. Фактаж я должен был получить в совхозе “Сергиевский”, расположенном недалеко от Коломны.