Давид против Голиафа
Шрифт:
Сегодня создана очень мощная глобалистская инфраструктура, которая представляет собой систему транснациональных корпораций. ТНК – не экономическая, а управленческая модель, которая курирует гигантские финансовые потоки, освобожденные от любой социальной, институциональной, территориальной ответственности, брошенные на освоение политического и человеческого пространства. Реальные хозяева – те, кто сидит в попечительских советах ТНК; прежде всего представители традиционной знати – династий, аристократических домов, старая европейская знать. В это сообщество включены также представители традиционной знати Третьего мира и международные финансовые дома – в качестве «приправы».
Реальные хозяева мира – ядро элиты и сверхэлиты, которое начало формироваться приблизительно 400 лет назад – в период крушения традиционных феодальных каст. Существовала система сословной иерархии: был Папа Римский, ему подчинялись императоры, на следующей ступеньке
Л.Г. Вы ничего не сказали о сверхэлите Соединенных Штатов.
Г.Д. Дело в том, что США имеют свою котрэлиту, которая не является частью элиты Старого Света. С этим обстоятельством вначале не очень считались, поскольку до 1914 года США были маргинальной страной-должником. К 1914 году США должны были Европе 5 миллиардов долларов, по тем временам – огромные деньги. А к 1919 году Америка стала вырастать в серьезный фактор на мировой арене, но появилась и Советская Россия, которая отвлекла внимание элит Старого Света на себя. Возник тандем США и Советской России, и оказалось, что он не по зубам европейской Антанте. Она боролась с большевиками, а тех подпитывала Америка. Вся советская индустриализация поднялась на американской технологии, с американскими кадрами, на американские деньги. И тем временем США тоже набирали силу. А потом разразилась Вторая Мировая война, в ходе которой Европа была разгромлена и превратилась просто в экономическое пространство. Сегодня, после падения коммунистического партийного режима, основанного на шестой статье бывшей советской Конституции, возникла ситуация конфликта между элитой Старого Света, которая еще в организационно-военном отношении слишком слаба для противостояния, и соответствующей сверхэлитой американской, то есть протестантской. Он основан на том, что американская элита ни в каком случае не может быть частью элиты Старого Света, ее невозможно интегрировать.
Л.Г. Между тем, все выглядит так, как будто между теми же США и Великобританией существует некое глубинное родство в их политических и геополитических интересах.
Г.Д. Конфликт, маскирующийся этим внешним родством, реальный. Англия после 1945 года ведет очень жестокую «подковерную» борьбу с США – но как младший, «кусающий сзади» партнер. Приведу только один пример. В 1956 году разразился кризис: Израиль, Франция и Великобритания атаковали Египет – с тем, чтобы захватить Суэцкий канал. Для США Суэцкий канал был важен тем, что позволял их шестому флоту переходить в соединенные воды из Индийского океана. Если бы этот морской путь находился под контролем Великобритании как великой мировой колониальной державы, то именно от нее зависела бы Америка в своих геополитических военных движениях, и переговорный процесс велся бы иначе. Но что происходит? США осуждают конфликт (агрессию Израиля, Франции и Великобритании) и предлагают Советскому Союзу вмешаться. Советский Союз говорит при поддержке США (которые молчат, «показывая кулак» исподтишка): если вы не бросите Суэцкий канал и не уйдете из Египта, то мы вмешаемся полномасштабно. Между прочим, тогда в СССР все, действительно, готовились к войне.
Л.Г. Как Вы видите роль и место России с точки зрения сверхзадачи всемирного протестного движения?
Г.Д. Главная политическая характеристика России в глазах мировых протестных сил – непредсказуемость ее нынешней исторической ситуации. После того как ушла в прошлое «партийная» эра, политическое пространство оказалось расчищенным для новой инициативы всемирного протеста, который будет свободен от лояльности какому бы то ни было номенклатурно-державному центру, объявляющему себя «отечеством пролетариата всех стран». Не секрет, что сталинско-брежневский бюрократический СССР предавал дело революции, обрекал на поражение и распыление силы мирового левого движения. Чего стоит только запрет коммунистам Германии противостоять Гитлеру в союзе с социал-демократами, блокирование с де Голлем и НАТО против студенчества в 1968 году или «связывание рук» Фиделю Кастро. С падением КПСС ушел главный тормоз, сдерживавший мировой социальный протест. Сегодняшний олигархический режим – по сути эрзац политического класса, невлиятельного и ограниченного по своим возможностям на международной арене. Отсюда и непредсказуемость. Она позволяет рассматривать Россию – подобно тому, как это уже было в 1917 году – как слабейшее звено в системе глобального угнетения, которое может быть разбито усилиями революционного интернационала. Именно это является политическим наследием Октябрьской революции, дошедшим до нас через все перипетии и поражения левой идеи в нашей стране.
Л.Г. Есть ли в России достаточно сплоченные исламские силы?
Г.Д. В советский период была создана снизу партия Исламского Возрождения, которая перестала существовать к началу первой чеченской войны. Я был одним из ее соучредителей, а впоследствии и заместителем председателя. Это была первая партия, которая возникла после КПСС. В нее входило 30 тысяч мусульман. К сожалению, тогда, в горбачевские времена, она была задумана не как большевистская, а как легальная парламентская партия. Впоследствии возникали инспирированные сверху структуры – Союз мусульман и другие, оказавшиеся недолговечными. После 2000 года власть потеряла интерес к институциализированной мусульманской политической силе на арене российской внутренней политики.
Л.Г. Когда противопоставляются Запад и Исламский мир, то автоматически подразумевается, что каждая из сторон обладает, пусть относительной, но все-таки целостностью. На самом деле (и Вы говорили об этом на примере Запада), ни одна из сторон не является субъектом единой политической воли. Вы полагаете, интеграция исламских сил неизбежна?
Г.Д. У советских людей есть один особый дефект. Они отождествляют цивилизационный фактор с бюрократическим истеблишментом. То есть когда они говорят об Исламском мире, то имеют в виду президента Пакистана Первеза Мушарафа, президента Египта Хосни Мубарака, президента Ирана Хатами… Так мыслят не только русские люди. Так же мыслят и чеченцы, которые возмущаются тем, что Исламский мир им не помогает. Спрашиваешь: какой Исламский мир? Выясняется, что это король Саудовской Аравии Фахд, президент Пакистана Первез Мушараф… Говоришь им: но ведь мусульмане в мечетях собирают помощь для чеченцев, есть организации, которые помогают беженцам, – все на вашей стороне; исламская «улица» не оставляет вас. Да, это так, – кивают мои собеседники. …Но кому нужна эта исламская «улица», когда речь идет о том, чтобы противостоять Путину и получить поддержку Фахда? Это мышление – советское.
…Те 64 государства, главы которых являются членами Исламского саммита, по сути, незаконны. Их бюрократия и короли – ставленники мирового правительства. Нельзя отождествлять их с Исламом. Наоборот, это фактор – антиисламский.
Исламский фактор существует как движение и дыхание самой истории, как присутствие Бога. Я не говорю о священниках, которые самодостаточны в своей уверенности, что они есть соль земли. Почти каждый «служитель Бога» считает себя в некотором смысле теофанией, ведь он – хозяин Корана, Священного Писания, а у мусульманина на улице нет Корана. Но означает ли это, что тот мусульманин с улицы ничему не учился? Да он, может быть, всю жизнь учился.
Просто он не вошел в соответствующую касту, не является носителем чалмы, не принят коллегиально в теологическую систему. И хотя в Исламе нет хиротонисии, передачи через руки благодати, и формально нет выделенности церкви от мирян, по подразумеванию все это есть – «с черного хода» проведено. Тем самым люди оплевывают, топчут, отравляют Ислам, приводят его к тупику.
Л.Г. Ислам все чаще обвиняют в том, что он прямо или косвенно связан с терроризмом. Как Вы относитесь к этой критике?
Г.Д. Легко доказать, что фактологически эти обвинения легковесны. «Агрессивность» Ислама становится дурной шуткой на фоне того, что демонстрировал в течение многих столетий Запад: Столетняя, Тридцатилетняя, Семилетняя и прочие войны и т. д. Однако западные идеологи, обвиняя Ислам в агрессии, имеют в виду не то, что он организовал больше кровопролития, чем европейцы (это было бы явной ерундой), а вполне реальную вещь: Ислам есть стратегически безупречная организация внутреннего сопротивления господству объекта над человеческим фактором. Поскольку современная западная цивилизация солидаризуется с объектным полюсом бытия, успешное противостояние ему должно восприниматься как агрессия.