Давший клятву. Том 2
Шрифт:
– Кто пришел с тобой в город? – спросил Шут.
– Каладин. Адолин. Элокар. Несколько слуг.
– Король Элокар? Здесь?!
– Он решительно настроен сохранить город.
– У Элокара проблемы с тем, чтобы сохранить лицо, что уж говорить про города.
– Он мне нравится, – призналась Шаллан. – Несмотря на его… элокаровость.
– Полагаю, с ним можно сблизиться. Как с грибком.
– Король на самом деле хочет поступать правильно. Ты бы слышал, как он в последнее время об этом говорит. Хочет, чтобы его запомнили
– Тщеславие.
– А тебе наплевать на то, каким тебя запомнят?
– Я буду помнить сам себя, и этого достаточно. А вот Элокар переживает из-за неправильных вещей. Его отец носил простую корону – ему не надо было напоминать о собственной власти! А Элокар носит простую корону по другой причине – он боится, что нечто более роскошное заставит людей смотреть на эту вещь, а не на него. Он не хочет соревноваться. – Шут перестал разглядывать очаг и дымоход. – Шаллан, ты хочешь изменить мир. Это здорово. Но будь осторожна. Мир старше тебя. У него богатый опыт.
– Я Сияющая, – заявила Шаллан, набирая вилкой кусочки рассыпчатого сладкого хлеба и запихивая в рот. – Спасать мир – это суть моей работы.
– Тогда прояви мудрость в этом отношении. Есть два типа важных людей. Есть те, кто при виде валуна времени, который катится прямо на них, становятся перед ним, выставив руки. Им всю жизнь говорили, до чего они великие. Такие полагают, что сам мир уступит их желаниям, как когда-то уступала няня, принося кружку свежего молока. Эти люди в конечном счете оказываются раздавленными. Другие же отходят в сторонку и, когда валун времени прокатывается мимо, быстренько говорят: «Видите, что я устроил? Это я сделал так, что здесь прокатился валун. Не заставляйте меня делать это снова!» Из-за таких людей раздавленными оказываются все остальные.
– А третьего типа людей не существует?
– Существует, но они чрезвычайно редки. Эти знают, как остановить валун. И вот они идут рядом с ним, изучают его и никуда не торопятся. А затем толкают – потихоньку, – чтобы он изменил свой путь. Эти люди… ну, это и есть те, кто по-настоящему меняет мир. И они меня пугают. Ибо люди никогда не видят так далеко, как им кажется.
Шаллан нахмурилась и посмотрела на свою пустую тарелку. Она и не думала, что проголодалась, но как только взялась за еду…
Шут прошел мимо, ловко забрал ее тарелку и заменил на свою, полную.
– Шут… я не могу это есть.
– Не будь привередой, – отрезал он. – Как ты собираешься спасти мир, если заморишь себя голодом?
– Но я же не голодаю! – И все-таки она съела кусочек, чтобы порадовать его. – Тебя послушать, так сила, способная изменить мир, – это что-то плохое.
– Плохое? Нет. Отвратительное, удручающее, жуткое. Сила – это ужасное бремя, худшее, что можно себе представить, за исключением любой другой альтернативы. – Он повернулся и изучил ее. – Что для тебя значит сила?
– Это… – Шаллан разрезала кремлеца, отделяя его от панциря. – Как я уже
– Что именно?
– Жизни других людей. Сила – это возможность сделать жизнь тех, кто тебя окружает, лучше или хуже.
– И собственную тоже, разумеется.
– Моя жизнь не имеет значения.
– А должна бы.
– Самоотверженность – воринская добродетель.
– О, Шаллан, не начинай. Ты должна жить по-настоящему, наслаждаться жизнью. Испей то, что предлагаешь отдать всем остальным! Вот этим я и занимаюсь.
– Ты… и впрямь весьма доволен собой.
– Мне нравится жить так, словно каждый день – последний.
Шаллан кивнула.
– То есть лежать в луже собственной мочи и кричать медсестре, чтобы принесла еще пудинга.
Она чуть не подавилась кусочком кремлеца. Ее кружка была пустой, но Шут прошел мимо и вложил собственную ей в руку. Шаллан выпила.
– Сила – это нож, – заявил Шут, занимая свое место. – Ужасный, опасный нож, который нельзя использовать, не порезавшись. Мы шутили о глупости, но на самом деле большинство людей не глупы. Многие просто разочарованы тем, как мало у них контроля над собственной жизнью. Они выходят из себя. Иногда это весьма зрелищно…
– Культ Мгновений. По слухам, они заявляют, будто видят приближение преображенного мира.
– Шаллан, опасайся любого, кто утверждает, что знает будущее.
– Кроме тебя, разумеется. Разве ты не говорил, что знаешь, где тебе нужно быть?
– Опасайся любого, – с выражением повторил он, – кто утверждает, что знает будущее.
Узор превратился в рябь на столешнице: он не гудел, но менялся быстрее обычного, принимая новые формы одну за другой. Шаллан сглотнула. К ее удивлению, тарелка опять оказалась пустой.
– Культ контролирует платформу Клятвенных врат, – сказала она. – Ты знаешь, чем они там занимаются каждую ночь?
– Пируют, – мягко проговорил Шут, – и веселятся. Их две группы. Обычные поклонники культа бродят по улицам, издают нечленораздельные звуки и притворяются спренами. Но те, что на платформе, на самом деле знакомы со спренами – в частности, с существом по имени Сердце Бражничества.
– Один из Несотворенных.
Шут кивнул:
– Опасный противник, Шаллан. Культ напоминает мне одну группу, которую я знавал давным-давно. Столь же опасны и столь же глупы.
– Элокар хочет, чтобы я внедрилась в их ряды. Проникла на платформу и запустила Клятвенные врата. Такое возможно?
– Возможно. – Шут откинулся на спинку стула. – Возможно. Я не смогу сделать так, чтобы врата заработали: спрены фабриаля мне не подчинятся. У тебя есть ключ, и культ охотно принимает новичков. Поглощает их, как костер дрова.
– Как? Что мне делать?
– Еда, – объяснил Шут. – Близость к Сердцу заставляет их все время пировать и праздновать.
– Упиваться жизнью? – спросила она, вспомнив, что он говорил раньше.