Давший клятву
Шрифт:
– Не особенно. Ты его получил посредством брака, причем со светлоглазой из Риры, а не из Ири. Да, ириали заявляют, будто братский народ пребывает с ними в вассальных отношениях, но, даже если это заявление не оспаривать, у королевы на самом деле нет никаких связей с Эви или ее братом.
Далинар хмыкнул:
– Рира никогда не была достаточно сильной, чтобы попытаться потребовать доспех назад. Но если это поможет привлечь Ири на нашу сторону, тогда я подумаю. Может, я соглашусь… – Он осекся. – Погоди-ка. Что ты сказала?
– Хм? Я сказала про… ах да. Ты не можешь слышать ее имя.
– Произнеси
– Что? – удивилась Навани. – Эви?
Воспоминания расцвели в голове Далинара. Он пошатнулся, затем оперся о письменный стол, чувствуя себя так, словно его ударили молотом по голове. Навани принялась звать лекарей, решив, что он переутомился во время поединков.
Но дело было в другом. Пламя в его разуме, внезапное потрясение от произнесенного слова.
Эви. Он услышал имя своей жены!
И внезапно вспомнил ее лицо.
17
В ловушке теней
Я не заявляю, будто в моих силах преподать такой урок. Опыт сам по себе великий учитель, и вам следует обращаться непосредственно к нему.
И все-таки я думаю, нам следует его убить, – убеждала остальных самка, игравшая накануне в карты. Звали ее Хен.
Всю ночь Каладин просидел привязанный к дереву. В течение дня они позволили ему несколько раз справить нужду, но в остальное время держали в путах. Хотя узлы у них были хорошие, они всегда назначали охранников, пусть пленник и сдался им добровольно.
Его мышцы свело, поза была неудобная, но в бытность рабом он выносил и худшее. Прошел уже почти весь день, однако они все еще спорили.
Он больше не видел того желто-белого спрена, ленту из света. Кэл уже решил, что ему все привиделось. Дождь наконец-то прекратился. Каладин надеялся, что это означало скорое возвращение Великих бурь и буресвета.
– Убить его? – спросил другой паршун. – Почему? Какую опасность он представляет для нас?
– Расскажет другим, где мы.
– Он легко нас нашел. Я сомневаюсь, что и у других будут с этим проблемы.
У паршунов, похоже, не было определенного лидера. С того места, где находился Каладин, было слышно, как они разговаривали, сгрудившись под навесом. Воздух пах влагой, и рощица затрепетала, когда сквозь нее пронесся порыв ветра. Каладина обдало брызгами, которые почему-то оказались холоднее самого Плача.
К счастью, скоро все это высохнет, и он наконец-то снова увидит солнце.
– Так мы его отпустим? – У Хен был грубый, злой голос.
– Не знаю. А ты смогла бы это сделать? Собственными руками раскроить ему череп?
Под навесом стало тихо.
– Если это означает, что они не смогут нас снова забрать, – отчеканила она, – да, я бы убила его. Я не вернусь.
У них были простые имена, как у темноглазых алети, – такие же, как их тревожно знакомые говоры. Каладин не волновался за свою безопасность; хоть они и забрали у него нож, даль-перо и сферы, он мог в
В конце концов паршуны прекратили совещаться и разошлись, а Каладин задремал. Позже его разбудил шум, с которым они собирали свои скудные пожитки: топор, еще один, какие-то мехи с водой, почти испорченные мешки с зерном. По мере того как солнце садилось, длинные тени вытягивались мимо Каладина, снова погружая лагерь во тьму. Похоже, они перемещались по ночам.
Высокий самец, игравший в карты прошлой ночью, – Каладин узнал его по узорам на коже – подошел к пленнику. Он развязал веревки, которыми тот был примотан к дереву, и те, что стягивали его лодыжки, но не притронулся к путам на руках.
– Ты действительно мог захватить ту карту, – заметил Каладин. Паршун напрягся. – Я про карточную игру. – Оруженосец может захватывать, если его поддерживает союзная карта. Так что ты был прав.
Паршун хмыкнул и дернул за веревку, вынуждая Каладина подняться на ноги. Он потянулся, разминая затекшие мышцы и превозмогая болезненные судороги. Прочие паршуны в это время разбирали последнее из укрытий – единственную брезентовую палатку, что была полностью закрыта. Впрочем, еще днем Каладин сумел заглянуть внутрь и знал, что там.
Дети.
Дюжина детенышей, одетых в рубахи, разных возрастов – от малышей до подростков. У девочек были распущенные волосы, у мальчиков – хвостики или косы. Им разрешали покидать палатку в исключительных случаях и под охраной, но Каладин слышал, как дети смеются. Поначалу он встревожился, что это захваченные в плен человеческие дети.
Когда палатки собрали, они разбежались, обрадованные долгожданной свободой. Одна молоденькая девчушка, проскакав по влажным камням, схватила за свободную руку паршуна, который вел Каладина. Все дети выглядели так же необычно, как и взрослые: не совсем похожие на паршенди, с броневыми пластинами по бокам головы и на предплечьях. У детей панцири были светлые, розовато-оранжевые.
Каладин не мог понять, отчего это зрелище кажется ему таким странным. Ведь паршуны размножались, хотя люди часто говорили, что их разводят, как животных. Это ведь не так уж далеко от истины? Все это знали. Что бы сказал Шен – Рлайн, – если бы Каладин произнес эти слова вслух?
Шествие двинулось в путь, покинув рощу, пленника вели на веревке. Они почти не разговаривали, и, пересекая поле во тьме, Кэл почувствовал, что ему все это очень знакомо. Он уже здесь был, делал такое раньше?
– А что насчет короля? – неожиданно спросил его конвоир тихим голосом, но повернув голову к Каладину, чтобы тот услышал его вопрос.
Элокар? А он тут при чем?..
«Ах да. Карты».
– Король – одна из самых сильных карт, которыми можно ходить, – начал Каладин, старательно припоминая правила. – Он может захватить любую другую карту, не считая другого короля, а вот его захватить нельзя, если не коснуться тремя картами противника уровня рыцарей или выше. И… еще он невосприимчив к духозаклинателю.
«Вроде бы».
– Когда я наблюдал за тем, как играют другие люди, они пользовались этой картой редко. Если она такая могущественная, зачем откладывать?