Даже для Зигги слишком дико
Шрифт:
— Прекрати, щекотно! — закричала она.
— Терпи. Я даю тебе автограф.
«Сп…» успел он написать. На «а» он уже вошел в нее, ручка полетела в сторону.
Потом группе предложили турне по Америке. За гроши, по занюханным городкам. Но — Америка!
Минерва засобиралась в дорогу, однако Спайк смущенно остановил ее. «Было бы чудесно поехать вместе в Америку… Да только ты сама подумай, что это будет за жизнь для тебя! В тесном фургончике или в одной гостиничной комнате с кучей мужиков. Переезды, переезды, нервотрепка… В следующий раз, когда условия будут более человеческие, я тебя непременно возьму с собой». Однако и в следующий
С собой Минерва, трясясь перед таможней, везла целую сумку разных наркотиков — украденных или полученных по фальшивым рецептам. Спайк заказал их списком. В номере отеля он уже через две минуты завалил ее на постель. Но трахался торопливо — спешил пролистать привезенные ею музыкальные журналы. Пишут ли про них и что именно?
Дальше хуже. У кромки бассейна выяснилось, что она убого-белая на фоне местных загорелых красавиц. И вообще она была тут какая-то лишняя, и окружающие плохо скрывали, что она тут лишняя. А в самолете на обратном пути у нее вдруг нестерпимо зажгло и зачесалось между ногами. Впрочем, ничего ужасного. Банальный триппер. В наше время лечится быстро…
Пальцы Минервы давно замерли на клиторе. Безнадега. Она тупо смотрела в потолок. И вдруг ни с того ни с сего там вспыхнул, как встарь, экран. И она увидела Спайка, голого, возбужденного, с членом чуть ли не вдвое больше обычного. Руки и ноги Спайка привязаны чулками к стойкам кровати. Мысленно Минерва склонилась над ним. И кончила в несколько секунд.
Еще через несколько секунд она спала как убитая.
Когда наутро Минерва проснулась, даже на улице распогодилось. Серые дома за окном глядели весело через грязное стекло. Кот запрыгнул ей на грудь. Она чмокнула его в нос. Кот сердито фыркнул и вырвался. По дороге из спальни и в кухне, готовя завтрак, Минерва бодро насвистывала. Никогда прежде она не насвистывала по утрам. Было ощущение, что она легла спать в холодный злой декабрь, а проснулась в ласковый теплый апрель.
Заупокойная служба начиналась в час дня. Поэтому Минерва приняла душ и без спешки выбрала, что надеть. Голой она задержалась у зеркала и увидела себя новыми глазами, словно со стороны. Для сорока лет очень даже ничего. Немного жирка на боках. Ну и щиколотки раздуты — это оттого, что она днями на ногах. Волосы густые, живые и длинные, приятно каштановые — хорошо подкрашены.
Одевшись — строгая белая блузка, строгая черная юбка до колен, прозрачные темные колготы, — она опять залюбовалась собой в зеркале и сказала коту:
— Прямо как школьница! Спайк ведь любит девочек… Или нет, я так больше похожа на горничную в отеле. Хотя Спайк, конечно, и горничными не брезгает, но… не пойдет.
Минерва всё с себя сбросила и зашуровала по шкафам. В итоге она надела черную шелковую юбку в обтяжку, пикантную белую сорочку, черные туфли на высоких каблуках и черные чулки — пояс пришлось искать по всем ящикам, сто лет не носила. Крутясь перед зеркалом, она ощущала себя королевой.
Выйти из дома она решила с большим запасом. Надо было попрактиковаться в забытой ходьбе на высоких каблуках. Потом можно посидеть в каком-нибудь кафе.
В подземке ей вдруг вспомнилось, как Спайк дал ей отставку: трусливо, по телефону из Лос-Анджелеса, он сообщил, что разрывает их помолвку. Не хватило смелости сказать в глаза. Если бы он сформулировал иначе: больше не нуждаюсь в твоих услугах, но за прошлое — большое спасибо, — она бы осталась с меньшим камнем на душе. Но спасибо он не сказал.
Дурацкие воспоминания. Не хочется портить ими такой замечательный день.
По пути к церкви она присела в турецком кафе — съела пирожное, выпила кофе. Пирожное было чудесным, кофе — замечательным. Похоже, ее вкусовые сосочки на таком же взводе, как и она сама. Каждый кусочек пирожного и каждый глоток кофе приводили Минерву в экстаз, близкий к оргазму. Все кругом было свежо и красиво и переливалось всеми цветами радуги. Ей пришлось напомнить себе, что она идет на похороны.
К церкви Святого Иуды она сознательно пошла в обход, чтобы не проходить по улице, где жили Маттои. Она подозревала, что это будут не совсем обычные похороны, но реальность превзошла ее ожидания. Минерва была несколько шокирована обилием полиции и выставленными вокруг церкви переносными барьерами.
Толпа зевак собралась приличная. В основном девицы с тощими букетиками в целлофане. «Отнюдь не для его матери, — брезгливо подумала она. — Для Спайка».
Распорядитель в строгом черном костюме нашел ее имя в списке и провел к входу.
— Спасибо, — сказала Минерва. — Я предпочитаю остаться на свежем воздухе.
Она отошла в сторонку от готического портала и наблюдала за подходящими. Ни одного знакомого лица.
Вскоре появился украшенный цветами катафалк. За ним, так же медленно, следовал лимузин. Первым из лимузина появился Джим и помог выбраться отцу. Последним вышел Спайк, похоже, слегка потерянный. Словно он в новом концертном здании и никто не сказал ему, где гримерная. Девицы принялись скандировать его имя. Спайк остановился и стал угрюмо кивать головой. В одну сторону, в другую, в третью… Джим ждал брата несколько секунд, не дождался, взял отца под руку и направился к входу в церковь. Заметив Минерву, он подошел к ней.
— Спасибо, что пришли. Если хотите, пойдем вместе. Сядете впереди, перед нами.
Джим правильно понял ее взгляд.
— Идем, папа, — сказал он. — Нас ждут.
Напоследок он шепнул Минерве:
— Садитесь, где вам удобнее. Но после… надеюсь, вы заглянете к нам в дом?
Когда у портала появился наконец Спайк, она вся зарделась. А он не обратил на нее внимания. Прошел как мимо пустого места.
В церкви она села в заднем ряду. Но пялилась на Спайка неприлично настойчиво. Когда он вышел читать отрывок из Библии, Минерва рассмотрела его особенно хорошо. Чудесный калифорнийский загар, волосы выгорели на солнце. Одет с иголочки. И для Финсбери-парк избыточно шикарен. Конечно, не так красив, как в ее ночной фантазии, однако по-прежнему очень хорош собой. Минерва ощущала влагу между своих ног.
До нее не сразу дошло, что Спайк уже не читает, а поет без инструментального сопровождения песню, которую он якобы накануне сочинил в память о своей матери. Допев до конца, Спайк сообщил название: «Обещаем вечную любовь». Собравшиеся коротко поаплодировали, смущаясь неуместности собственных хлопков.
После окончания церемонии снаружи поджидали фото- и телекамеры. Покрутившись перед ними должное время, Спайк впрыгнул в подъехавший второй лимузин и укатил в отель. На поминках дома в тот вечер он так и не появился.