Дефицит
Шрифт:
— Для меня тоже, и для всех нас. Мама волнуется, отец в больнице, Николай Викентьевич сам его консультировал. Ну что ему стоит слово сказать, тут ведь никакого риска? Из уважения к профессору Сиротинину для него все сделают.
— Катя, обойдемся без него, я тебе уже сказала. Но ты пойми другое — из одного уважения к профессору никто не согласится помочь его несчастной дочери. Слишком большой риск, и он должен оплачиваться. Делают за меньшую мзду, я знаю, но поскольку случай исключительный, я прошу тебя передать сумму более значительную, профессор не обеднеет. Возьми, прошу тебя!
Катя положила дипломат на колени, щелкнула замками, но не раскрыла, а на мгновенье оцепенела. Она представила себя на физике: ей попался трудный билет, а для нее они все трудные, увидела себя беспомощной заикой перед экзаменатором, а потом перед щитом с фамилиями тех, кто принят, себя она
— Елена Леонидовна, если я не поступлю, я обо всем расскажу профессору Сиротинину, — сказала Катя отчаянно и отважно. — Я вынуждена.
— О, какая ты! — глухо воскликнула Елена Леонидовна, лицо ее перекосилось. — Ты убьешь его.
— Мне тогда будет все равно, — упрямо и ровно проговорила Катя.
— Ты поступишь, — сказала Сиротинина, едва разжимая челюсти, не глядя на девушку, сама приоткрыла крышку дипломата, наверняка увидела желтую коробку в нем — ничего особенного, арабские духи всего-навсего, подарок маме ко дню рождения, — и положила рядом с коробкой белый конверт.
7
Работу «не бей лежачего» Алик не признавал, ему требовалось, чтобы все кипело и в руках, и под темечком — сколько будет с посудой, сколько без, плюс пачка сигарет, коробка спичек, считал он играючи, в полное свое удовольствие, а когда товара не было и покупатель подходил со скоростью два человека в час, Алик уставал смертельно, зевота сводила скулы и глаза сами собой слипались. Отдел у него не простой, а винно-водочный, приняли они его вместе с Вахом на равной материальной и всякой прочей ответственности, но за прилавком чаще стоял один Алик, а Вах сам себя сделал старшим продавцом, возился с бумажками, сальдо-бульдо, брутто-нетто, он помогал заведующей:-магазином, ездил на базу, выбивал дефицит, Вах вообще очень деловой человек, джентльмен удачи. Алику он не мешал, Алику он целиком и полностью доверял. Алик мог работать сколько угодно, лишь бы его уважали, просили его помочь сделать то-то и то, кличка у него Безотказный. У него не возникало никаких сложностей ни с напарником Вахом, ни с заведующей магазином Мусаевой, никогда он не базарил, не старался урвать, попросят — сделает, не просят, сам предложит услугу, экспонат своего рода, не жмотничал и не калымил, может быть, потому, что жил один и ничего ему не надо было ровным счетом, продмаг 7/13 был ему роднее дома, поскольку дома как такового у него не было, жил он у Василь-Василича, тоже одинокого мужика, телемастера, с одной стороны, а с другой, тихого алкаша.
Алик без проблем проработал всю зиму и, может быть, работал бы и дальше спокойно, да наступила весна, заиграло солнышко, зазеленела трава, Алику стало не по себе, захотелось ему куда-то, непонятно куда, захотелось ему чего-то, непонятно чего. В апреле он отметил круглую дату, двадцать два года ему исполнилось, всех позвал, всех уважил, подарили ему чешскую дипломатку и югославские сабо, а когда поднимали тост, много не думали и в одну дуду желали ему поскорее жениться, если он, конечно, на это дело способен, и даже поручили Лильке Горлышке найти ему достойную пару не позднее конца квартала.
В самом деле, почему бы ему не жениться, армию он отслужил, специальность у него есть, да, кстати, и не одна, он уже после армии окончил курсы радиотелемастеров, а главное — возраст, его ровесники все уже переженились, а если некоторые и порасходились, так и это тоже надо испробовать, чтобы не отстать от жизни; одним словом, давай, Алик, шуруй, сказал он себе, пришла желанная пора, требуется подруга жизни. И вот, стоило ему только так настроиться, как искать даже и не пришлось, невеста пожаловала к нему сама, как в сказке про Иванушку-дурачка. Пива с утра не подвезли, водки не было, вермут белый, «Талас» и прочая ходовая бормотуха кончились вчера, в день получки на комбинате, Алик скучал за прилавком, покупателей никого, зайдут, носом поведут и, гремя пустыми бутылками, отваливают, одно сухое стоит. Вах поехал выбивать нужный товар вместе с Мусаевой, Алик наводил порядок на своей самой красивой, между прочим, витрине, поправлял этикетки, стирал пыль, то-се, и тут подвалила девица, ямочки на щеках, глазки как черносливы, смазливенькая такая кадра, пухленькая вся и крепенькая, как футбол, лет семнадцати от силы, в голубенькой кофточке без лифчика.
— Привет, шеф. — Она улыбнулась Алику, будто они вместе учились.
— Мое почтение, — отозвался Алик вежливо как работник прилавка.
— Вчера попала под кайф, а сегодня кочан раскалывается. — Она поморщилась и приложила к голове пухленькую свою лапку с красными ноготками.
— Сочувствую, — сказал ей Алик. — Подлечить?
— Ой, обожаю понятливых.
— Обойди кругом, зайди в подсобку.
Лилька Горлышко кипела за прилавком, ей подвезли сосиски, моментально собралась очередь. Не было ни Мусаевой, ни Ваха, девица будто знала, когда к нему явиться на смотр. Он взял у Ваха начатую бутылку коньяка, хотел налить ей граммов сто для начала, но она сама взяла бутылку из рук Алика, налила, правда, по-божески, выпила, торопясь, мордашка перекосилась как у японской маски. Алик схватил шоколадку, начал срывать обертку поспешно, словно шоколадка была чем-то вроде валидола при сердечном приступе, но девица, едва раскрыв глаза, выдернула у Алика шоколадку целиком, поправила обертку и сунула плитку в сумочку.
— В долг или как? — спросила она и, видя, что Алик тугодум, сама же и ответила: — За дружбу, лады?
Он не возражал, спросил только, вытирая потный от неожиданности лоб:
— Тебя как зовут?
— Роза, а что? — Могла бы и спросить, а тебя как?
— Сколько тебе лет?
— Сколько есть, все мои. — Как будто ей пятьдесят, и уже есть, что скрывать.
— Короче, паспорт у тебя есть?
— В залог, что ли? Так я же у тебя ничего не прошу.
— Зато я прошу, — решил Алик. — Приходи вечером, дело есть.
Вечером он сказал, что хочет на ней жениться.
— Обалдеть! — воскликнула Роза. — А если я еще погулять хочу?
— Погуляй неделю, — согласился Алик, — потом во Дворец брака.
Жена она будет само то, не надо перед ней стелиться, жилы из себя тянуть, уха-аживать. Алику некогда, надо работать, она сама все сделает, сама за себя постоит хоть где, именно такая и нужна жена Алику. Вечером она выпила чуть побольше, чем днем, с полстакана, приняла еще одну шоколадку, стала ее жевать как хлеб, глаза ее заблестели, она повеселела, и когда Алик снова сказал про Дворец брака, Роза поцеловала его коротко, поверхностно и сказала:
— Зачем тебе жениться? Давай так.
— Как это так? — не понял Алик.
— Ты что, из-за угла мешком?
Короче, она ему все показала в тот же вечер. Молодая, а уже такая грамотная. Учится она в ПТУ, скоро будет маляром-штукатуром, а живет возле автовокзала, но поскольку папа ее выгнал из дома, она теперь ночует у бабушки на улице 8 марта. Ко всему, Роза честная, не темнит, когда Алик ее спросил, за что тебя папа выгнал, она сразу призналась — не ночевала дома. А где она ночевала и с кем, Алик спрашивать не стал, с таким вопросом ей свои родители надоели. Алик ей сказал на прощанье, чтобы в понедельник она пришла с паспортом, а он договорится с Вахом, тот подменит его за прилавком. Надо жениться и поскорее, а то девчонка испортится без присмотра. Сходят во Дворец, зарегистрируются, а потом он вплотную займется ее воспитанием. Но в понедельник Роза не пришла ни днем, ни вечером, не пришла и во вторник, Алик заскучал и на себя обозлился — даже фамилию ее не знает, где искать не знает, а ведь не шалтай-болтай, жениться собрался, избрал подругу на всю свою дальнейшую жизнь. Но с другой стороны, удивительное дело, что за кадры пошли, ты ее в загс, а она линяет, тогда как во все времена было наоборот — женихи сбегали.
На третий день Роза явилась, наконец, но не с паспортом, а с фингалом под левым глазом.
— Кто тебя обидел? — спросил Алик, готовый тут же бежать мстить за невесту.
— Кто меня обидит, тот до вечера не доживет, — ответила ему Роза. — Я об дверь стукнулась, ночью в туалет вставала, нельзя что ли?
— Можно, — позволил Алик. — А паспорт где?
Роза ответила ему матерком, и далее выяснилось, что шестнадцать ей исполнится осенью, в сентябре, а на июнь один друг зовет ее с собой на плотах по Иртышу, жениться ему не к спеху, поскольку у него уже есть жена и двое детей. Роза оказалась тоже безотказной на свой манер, и как тут строить семью из двух безотказных, пропадут же!.. Но жениться Алику надо, и если уж смотреть серьезно, Роза такое дело не потянет даже и с паспортом, и вообще она не тот товар, который выбирают один раз и на всю оставшуюся жизнь, кое-чего в ней с избытком, а кое-чего не хватает, но вразумлять ее с помощью фингалов Алик не мастер. Ну и еще момент — Роза не девушка, чего нет, того нет, тогда как Алику нужна прежде всего девушка, а все остальное потом. Тут не на кого надеяться, надо самому шурупить и брать судьбу в свои мозолистые руки. «Выбирай жену не на броде, а в огороде», — эту народную мудрость Алик усек, еще когда торговал в палатке огородными культурами. Короче, лучшего места для выбора невесты, чем магазин, ему не найти, да и некогда ему шарить по каким-то другим местам, если уж честно.