Дефицит
Шрифт:
Алик попросил Ваха достать ему фирменный галстук и фирменные носки срочно, только срочно, и Вах не заставил ждать, привез Алику французский галстук с косой полосой и две пары бельгийских носков с узором зигзагом. В воскресенье Алик приоделся. Взял с собой бутылку шампанского, шоколадный торт, бисквитный с кремом в автобусе раздавить могут, еще того-сего, но скромно, без икры и без армянского коньяка, чтобы мать ничего такого не подумала, и явился к пяти часам, как договорились. Едва переступив порог, сразу снял туфли на каблуке в четыре пальца, уравнялся с Жанной в росте, зато показал бельгийские носки. Вежливо, за ручку поздоровался с ее мамой, потом с ее братишкой, спросил, как его зовут.
— Тимур, — ответил мальчик
М-да, скромняга дальше некуда.
— Как тебе не стыдно, Тимур? — перебила братца Жанна. — Дядя Алик как раз такой, что возьмет и жирафа тебе притащит.
Тут и Алик засиял — от похвалы, и Тимур засиял — от надежды. Крути-верти, а велосипед придется ему купить, но прежде надо развеять ложные представления у его мамы.
Прошли в комнату. Телевизор простой, «Рекорд», Алик сразу к нему, будто пришел по вызову.
— Работает?
— Работает.
— Нормально работает, картинка не прыгает?
— Нормально.
— Жалко! — от души сказал Алик, после чего мать улыбнулась, а Жанна рассмеялась.
Ему очень хотелось сразу же, с первых шагов починить что-нибудь сложное, показать какой он умелец, золотые руки, пусть они спросят, если не верят, у Василь-Василича, с похмелья у того руки трясутся, паять не может, схему не видит, все доверяет Алику. Очень захотелось Алику купить им цветной телевизор вместо ихнего простецкого, привезти, занести, включить, настроить, — и все сидят, смотрят и радуются, не надо никого вызывать, ждать, просить, не надо оформлять в кредит, Алик все сделает сам — как в сказке, вы только пожелайте! Он мог бы сделать это хоть завтра, взял бы в кассе семьсот рублей запросто, как берет тот же Вах, как Мусаева берет, а потом легко поправляют все за счет дефицита, взял бы и привез им на такси «Витязя», или еще лучше «Электрон» и сразу со стабилизатором, только вот жаль, что мама ее зуб против него имеет, очень жаль… Он сразу ощутил, что мама приняла его как-то не так, ни одного вежливого вопроса не задала, ушла почему-то на кухню и не возвращалась. Делать нечего, Алик выложил перед Жанной кое-какой дефицит, сервелата палку, баночку крабов, сыр российский. Жанна, конечно, ах и ох, да зачем так много, на весь детский сад хватило бы, только и забот у нее про своих короедов, но глаза, правда, заблестели, все-таки женщина, то есть, вернее, девушка, а впрочем, кто знает, может быть и… не дай бог, конечно. Посидели-посидели, мама так и не появляется, что-то там на кухне делает, Алик вспотел, распустил свой французский ошейник, занервничал, засуетился, — может быть, он пришел не вовремя? Жанна пыталась его успокоить, мама, мол, нарочно их вдвоем оставила, у Жанны нет своей комнаты для приема гостей, но Алику не терпелось поговорить с мамой, просветить темноту, а тут и в самом деле стемнело, Жанна щелкнула выключателем раз, другой и только после третьего щелчка свет включился.
— Отвертка есть? — обрадовался Алик. — Фонарик есть или свечка? — Сбросил пиджак, завернул рукава слегка, мигом все починил, Жанна стояла рядом, держала свечку и дышала в щеку Алика — вот так бы оно всегда. Алик дал свет с первого щелчка, потом мама позвала их на кухню и стала угощать Алика каким-то вкусным салатом и курицей из духовки. Алик откупорил шампанское, чуть смочил губы, сказав при этом: «Я совсем не пью, клянусь честью». Мама говорила мало, была не очень приветливая, но не сказать, чтобы сердитая, просто серьезная женщина, без хи-хи и ха-ха, однако он помнил про ее вредное влияние на Жанну, ждал момента завести разговор, не дождался и пошел напролом:
— Вот вы опытный человек, мамаша, пожилой, знаете жизнь, скажите, как по-вашему, можно прожить на зарплату?
— А на что же еще жить? — Она как-то нехорошо усмехнулась. — И мы живем на зарплату, и другие, а как же иначе жить?
— Разве это жизнь? — хотелось сказать Алику. Где мебель? Где ковры, где хрусталь? А телевизор у вас какой? А пол — скрипит под ногами, ступить страшно, доски хилые, вагонка, а нужен паркет, если себя уважаешь. Вместо яркого паласа лежит дорожка протертая, ей в обед сто лет, — вот вам масса доказательств, что на зарплату жить нельзя. Папа Жанны наверняка понимает больше, неспроста же он подался на БАМ, хоть немного по-божески квартиру обставить. Да, живут они на зарплату, слепому видно, но разве, извините, это жизнь? О «Жигулях» или даже о захудалом «Запорожце» и думать не могли.
— Ну вот вы сколько получаете? — напористо обратился Алик к матери.
Она опять как-то невесело улыбнулась и сказала, что с прогрессивкой у нее двести сорок.
— Да еще и у меня сто, — добавила Жанна.
— Ну это еще туда-сюда, — заколебался Алик и тут же обозлился: — А у меня девяносто, как мне жить? А если я женюсь, дети будут, надо всех одевать, кормить, велосипед покупать?
— Но не воровать же, — сказала мама. Жанна сделала ей знак украдкой, мол, Алик обидится, не сболтни лишнего, после чего мама заговорила о еде, стала предлагать Алику, чтобы он вот это попробовал и еще вот это.
— Нельзя жить на зарплату, — угрюмо сказал Алик. — Хоть на какую!
Мать с дочерью только переглянулись, но спорить не стали. Алик, конечно, догадывался, что доводов у них наберется с избытком, о мещанстве и в газетах пишут и по телевидению говорят, в том числе и по черно-белому, они могут его переспорить, но вот молчат, чтобы гостя не оскорбить — и на том спасибо. А тут еще молниеносно Алика осенило — не хотят обидеть блатного продавца, который может им все без очереди достать; у Алика аж глаза запекло от обиды, не стал он больше сидеть-рассиживаться, сказал, что ему пора домой и пошел, глядя на свои носки бельгийские и глубоко их презирая. Только один Тимур проникся к Алику должным уважением, у порога долго держал Алика за руку, пока не решился спросить:
— А собаку вы мне сможете достать?
— Какую тебе породу?
— Пуделя… — неуверенно сказал Тимур.
— Пудель — это семечки, — решил Алик. — Проси верблюда, дадут ишака.
— А зачем верблюда? — не понял его Тимур.
— Поговорка такая. Больше надо просить, понял? Максимум, тогда минимум обеспечен.
— Алик, ну чему ты учишь ребенка? — упрекнула Жанна, совсем как жена мужа, таким тоном.
— Нет, верблюда не надо, — решил Тимур. — Лучше пуделя. Или еще лучше пинчера, ма-аленького с большими ушами, как у кролика.
Алик твердо ему обещал, все-таки хорошо иметь такого друга, как Вах, он и жирафа достанет, не только пинчера с ушами кролика. Жанна вышла его проводить, Алику было не совсем хорошо, он взял ее за обе руки, сейчас он или задаст ей последний вопрос, или навсегда с ней распрощается, на веки вечные. Сейчас или никогда. Пока он набирал разгон, Жанна его опередила:
— Алик, ты русский?
— Почти что. — У нее тоже есть свои проблемы. — А что, ты признаешь только русских?
— Мне просто интересно. Спросить нельзя?
— Я полтинник.
— Это еще что за нация?
— Мать русская, отец башкир. По паспорту я Алим.
— Выходит, я тоже полтинник, мама у меня русская, а папа казах. Два полтинника собрались.
— Или один неразменный рубль, — начал заход Алик, сейчас он спросит ее вот так же просто, как она его — ты русский, а он ее — ты девушка? Ничего в этом оскорбительного нет, ровным счетом ничего. Но он опять опоздал.
— Алик, а у тебя нет знакомых джинсы достать?
— Кому-у? — Алик чуть не сел, где стоял.