Деградация и деграданты: История социальной деградации и механизмы её преодоления
Шрифт:
Антисистема появляется сначала в виде локальных очагов (организованная преступность, декаданс-культура, политический экстремизм и пр.) и далее развивается в зависимости от состояния общества. В качестве примера возникновения антисистемы в локальных сферах общественной практики можно назвать дело Нечаева и Азефа в революционном движении России. В здоровом обществе все ограничилось бы сугубо частным случаем, но в недрах российской империи ее метастазы пошли дальше.
Показательна «плодотворная» связь члена ЦК партии эсеров Азефа с царским охранным отделением, приведшая с молчаливого согласия ее руководства, к убийству министра внутренних дел Плеве и великого князя Сергея Александровича. В обмен Азеф выдал десятки своих товарищей. Другой агент охранного отделения — Богров, убил главу правительства Столыпина, который
Антисистема — это совокупность форм социальной жизни, чья деятельность разрушает государство, а затем, если не происходит обновление правящего класса, этноэнергетику нации. Генотип антисистемы направлен на формирование квазикультур, загрязняющих социокультурную среду и способствующих коррозии этноэнергетики, вплоть до подавления инстинкта самосохранения нации. В ее рамках наиболее доходным становится паразитирование на подлинной культуре, а особенно много денег приносит понижение общественного вкуса.
Принцип канадского исследователя Л. Питера гласит: высшая степень системной деградации (у него — бюрократизма) наступает тогда, когда любое решение в данной системе работает против самой системы. В сущности, это формулировка принципа антисистемы.
Питательной средой для развития антисистем во второй половине XX века стал либерализованный социум. Нередко этот этап именуют «постмодерном». Хотя это словечко, наряду с понятием «модерн», и стало модным и широко применяемым, но понятия остались маловразумительными по своей сути. Модерн — «современный», а постмодерн можно перевести как «следующий за современностью». Реальное назначение понятий модерн и постмодерн состоит в том, чтобы отметить этапы эволюции западного гражданского общества, как этапы его либерализации (фактически освобождения общества от моральных пут) вплоть до полной победы либерализма в качестве основной матрицы социальной жизнедеятельности. Только это этапы не развития, а нарастающего формирования антисистемы.
Постмодерн точнее было бы называть старым понятием — декаданс. Декаданс есть вступление общественной и культурной жизни нации в стадию деградации, то есть в стадию утраты принципов классического — высокоэнергетического — наследия. Именно в этом суть понятия «классика», как высокого образца. Декаданс — это сигнал о возможном крушении сложившейся системы, потому что свидетельствует о росте влияния деградантов на общество. Так, в России декаданс начала XX века предшествовал революции 1917 года. Декаданс Франции второй половины XVIII в. — свержению абсолютизма, а декаданс 1920-30-х годов — позорному крушению Третьей республики в 1940 году. Точно также декаданс 1920-х годов в Германии предшествовал ликвидации Веймарской республики. Таким образом, «постмодернизм» можно охарактеризовать, как искусство и философия жизни эпохи заката.
Декаданс — это испытание на прочность государства и социальных институтов, устоявшихся норм морали, традиций и правил. В здоровом обществе декаданс доминировать не может, так как будет встречен в штыки и локализован в качестве сугубо маргинального субстрата для «богемы». Совершенно иной прием он встречает в обществе, где «лед тронулся», традиционные устои дали трещину, пассионарии в правящей элите становятся явлением редким и нежелательным, а само общество жаждет острых ощущений не в сфере активной деятельности, а в ее имитациях.
При доминировании пассионарности, в литературе востребованы активные личности, яркие характеры, способные совершать сильные самоотверженные поступки. Эпоха прогресса нуждается в героях, которые не боятся волевых усилий, и чьи поступки ведут общество и всю цивилизацию к новым высотам. Иначе ситуация складывается в период спада, а тем более угасания сил общества, когда оно становится «старым», «усталым». Наступает время дряблых героев и «размытых» характеров.
В период социального подъема настоящие художники хотят влиять на общество. В период спада превалирует обратное мнение: «Я не верю, что искусство может изменить жизнь». Это заявление показательно тем, что известна масса примеров влияния искусства на жизнь людей. Но у декаданса нет энергии, способного увлечь и повести за собой. Оно может лишь констатировать распад и связанные с упадком психологические коллизии.
Если в обществе ослабевает этноэнергетика, то появляется «феномен Танатоса» — тяги к смерти. Историки потом удивляются проявлениям самоубийственной политики верхов. Винят отдельных правителей и политических деятелей, хотя, на деле, они есть зримое воплощение подспудных тенденций. Недаром этот греческий бог смерти изображался мужчиной с погашенным факелом в руке.
Тяга к самоубийству в современном западном социуме набирает темп. Разумеется, желание разделить судьбу древнего Рима и Византии не выступает в виде программой задачи. Инстинкт Танатоса проявляется в действиях подспудно, подсознательно, принимая характер самогипноза и оформляясь в антисистему. Такое поведение не есть, как уже отмечалось, что-то необычное. В мировой истории политическое и национальное самоубийство явление не редкое. Именно так повели себя политические классы античной Греции, позднего Халифата, многократно это было в истории Китая, а также в СССР, где номенклатура сама покончила со своим государством. Правда, на Западе существуют и борются силы, стремящиеся сохранить сильную этноэнергетику своих народов, но чем дальше, тем встречают все более сильное сопротивление.
Для декаданса «римская» модель разложения является питательной средой и катализатором. Это идеальная среда. А современные западные общества приобретают черты охлократической демократии. В выборной борьбе большую роль начали играть вопросы раздачи социальной дармовщины. Это родовая черта демократии, начиная с античных времен — проблема компетентности избирателей в вопросах политики и экономики. 90 процентов современных избирателей имеют довольно слабое представление о механизмах экономического развития и способах формирования доходов. Поэтому демагог, сулящий всевозможные блага народу в случае своего избрания, часто получает преимущество перед честным политиком. Но самое страшное, если популист начинает всерьез выполнять свои обещания. Оторванная от реальной экономики политика заканчивается долговой ямой, как это произошло с целым рядом государств западных демократий, вроде Греции, а до нее в Аргентине и некоторых других странах. Однако напор сторонников «хлеба и зрелищ» не ослабевает, и демократия, несмотря на все свои технические и научные успехи, высокую производительность труда, начинает слабеть, а оттесненные напериферию традиционные общества вновь получают преимущество и перспективу реванша.
Традиционное общество — это общество дисциплины и самодисциплины. Этим оно устойчиво. В либерализованном социуме свободу получают все, включая деградантов. Их деятельность прикрывается идеологическими лозунгами: «А судьи кто?», «Каждый имеет право на самовыражение» и пр. С этого момента либерально-демократическое общество начинает проигрывать социальное соревнование обществу традиционному. Поначалу это малозаметно, ибо демократы продолжают свою созидательную работу, развивая производительные силы, храня содержательные устои культуры («классику»), поддерживая нормы морали. Но либералы и те, кто выдают их за себя, уже начали работу кротов и термитов, подгрызая опоры этноса.
Процессы деградации цивилизации европейского типа и возможность ее крушения, создает угрозу отката в архаизацию, как это произошло с постантичной Европой. Ведь 100 процентов научных открытий и создание практически всей новой техники приходится на государства, живущие по законам евро-атлантической демократии. И сколько ее ни критикуй, замены ей, особенно после крушения социализма, не наблюдается. Критиковать можно кого и что угодно, а вот создать социум, создающий компьютеры, новые виды связи и технологии, поднимающие производительность труда во много раз, не может никто. Поэтому гибель демократии западного типа одновременно означает остановку прогресса в масштабах планеты. Правда, есть предложения по замене более «справедливым» строем, но это все сугубо умозрительные проекты, нигде не подтвержденные на практике. Так что в сохранении сильной этноэнергетики в западных странах объективно заинтересовано все человечество.