Деградация и деграданты: История социальной деградации и механизмы её преодоления
Шрифт:
И чем больше среди работающих торговцев, юристов, консьержек, риэлтеров, гадалок и т. д., тем выше их доля в ВВП и тем быстрее растет внешний и внутренний долг, а также инфляция. Причем инфляция (т. е. «производство» лишних денег) выступает в виде внутренней и «экспортируемой». Инфляция, особенно «экспортируемая» по каналам международных валютных операций в страны с пассивной экономикой, куда, кстати, входит и Россия, покрывает фиктивную долю ВВП государств-экспансионистов.
Правда, есть и другой способ «сжигания» излишков товаров и капиталов — война и гонка вооружений. Вторая мировая война позволила полностью устранить последствия мирового экономического кризиса, начавшегося в 1929 году. Но это крайность, тем более в эпоху
Уже говорилось, что античная демократия погибла потому, что потеряла сердцевину своей энергетической силы — свободный труд граждан. Он стал вытесняться трудом рабов, а местное производство замещаться дешевым импортом из подконтрольных стран. Те же процессы идут в современных развитых странах. Только на место рабов заступает техника и автоматизация при сохранении фактора дешевого импорта, обрекающего на гибель целые отрасли. Там же, где техника не может заменить ручной труд, завозятся гастербайтеры.
С ростом производительности труда растет социальный паразитизм. Прежняя эксплуатация богатых бедными парадоксально сменяется эксплуатацией иного типа: бедные как бы облагают данью активную часть населения. И опять же в этом ничего нового нет. Впервые этот феномен был зафиксирован в античной Греции. Бедняки-избиратели охотно голосовали за обложение налогами и поборами имущих, что, в свою очередь, подрывало экономику. Заканчивался этот процесс пришествием диктаторов (в Греции диктатор назывался «тиран»), которые как могли смягчали социальный антагонизм.
Взлет производительности труда в индустриальную эпоху позволил решить проблему бедности. Прежний, люмпен-пролетариат времен Маркса исчез, растворился в среднем классе, но в наше время он быстро возрождается, только на другой основе. Если раньше люмпены перебивались случайными заработками из-за нехватки рабочих мест, то теперь новые люмпены сидят на социальных пособиях и не хотят работать «из принципа». И чем больше их становится, тем большее влияние они оказывают на качество демократии, естественно, понижая его.
Одновременно снижается и значение среднего класса. Им говорят, что «их прежние упования устарели. Они будут жить в очень непохожем мире, где неравенство будет расти и где реальные заработки большинства из них будут снижаться. Прошла эпоха ежегодного роста заработной платы; они не могут надеяться на повышение уровня жизни ни для себя, ни для своих детей».
Эти строки написаны американским экономистом Л. Туроу в начале 1990-х годов в книге «Будущее капитализма». Чтобы выйти из положения правящая элита США предприняла буквально героические действия, внеся серьезные коррективы в свою традиционную политику. Но уж больно неоднозначные: которые помогли смягчить проблему, но не решить ее. Первым шагом стал перенос части промышленности Америки в Китай, что удешевило стоимость товаров, сделав их доступнее американскому населению, но в итоге США оказались в финансовой зависимости от КНР. Ныне у правительства Китая скопилось долговых расписок (облигаций) на триллионы долларов и предъявление их к оплате вызвало бы крушение господства доллара. Параллельно началась вакханалия ипотечного кредитования, благодаря которому миллионы людей с низкими доходами и неспособностью к высокой отдаче в труде смогли въехать в собственные дома. Радости всеобщего потребления закончились тяжелым кризисом 2008–2009 гг., а с ним возник старый вопрос: как и за счет кого и чего выкручиваться дальше? В том числе возникла необходимость решать философско-идеологические вопросы потребления.
Ректор Высшей школы экономики (цитадели российского экономического либерализма) С. Гуриев (бывший тогда в статусе советника президента Российской Федерации) на Совете по внешней и оборонной политике (2013 г.) заявил: «…сколько бы нам ни говорили, что не в деньгах счастье, счастье именно в них. Целый ряд исследований субъективной удовлетворенности жизнью, показывают, что при прочих равных имеется практически линейная зависимость между благосостоянием и удовлетворенностью жизнью». Вроде бы, заявление бесспорное, если ни банальное, однако…
Писатели А. и Б. Стругацкие в период, когда они разделяли коммунистические взгляды, написали повесть «Хищные вещи века» с критикой подобного кредо. Они предвидели счастье шоппинга, когда индивид покупает вещи не потому, что они нужны, а чтобы получить удовольствие от покупки. В таком социуме непонятно, что имел в виду школьник из фильма «Доживем до понедельника», написавший: «Счастье — когда тебя понимают», ведь счастье — это деньги и количество приобретаемых на них товаров. А кто не может участвовать в потребительской гонке — лузер, неудачник. Однако пещерный уровень понимания счастья подвергается критике, в том числе и на Западе, просто в силу объективной необходимости видоизменить модель рыночного «валового» развития, сместив акцент с фетиша количественного роста на рост качества.
В 1970-е годы эксперты под эгидой аналитического центра, названного «Римский клуб», опубликовали доклады, в которых авторы призывали западное общество принять новую парадигму хозяйствования — модель «нулевого роста». Ее суть: упор перенести с валового роста на качественные показатели. Стимулировать не рост объемов производства, а качественные характеристики товаров, в том числе их экологичность. По этому пути фактически пошла Япония. Физическое производство товаров — телевизоров, автомобилей, холодильников и т. д. давно не растет, но постоянно возрастают их качественные характеристики. Это позволило Японии не встать на путь завоза иностранной рабочей силы, как то сделали в Западной Европе со всеми вытекающими из «южной колонизации» политическими издержками. Однако предложенная модель для большинства стран осталась сугубо теоретической конструкцией. Создание финансовокредитных «мыльных пузырей» в качестве средства поощрения роста потребления осталось незыблемым принципом, соответственно сохранились экономические кризисы перепроизводства — кризисы «вала».
Какое отношение это имеет к деградации? Увеличение масштабов потребления населения в сочетании с отрывом от производительности труда и трудового вклада способствует распространению социального паразитизма. А это имеет уже самое непосредственное отношение к процессам деградации. Так называемое «социально-ориентированное государство», где во имя блага всех и вся доходы слабо увязываются с производительностью труда, со временем превращается в паразитарно-ориентированное. Против этого выступала премьер-министр М. Тэтчер в Великобритании («политика тэтчеризма») и президент Р. Рейган в США. Социальные обязательства государства перед трудоспособными гражданами удалось сократить. Но ненадолго. Ныне объем соцобязательств государства перед избирателями полностью восстановлен и стремится побить новые рекорды.
Социальное паразитирование ведет к спросу на работников иного типа. В античной демократии это были рабы, в современной — работники из бедных стран — «трудовые мигранты». Можно вывести своеобразный «закон»: число гастербайтеров равняется числу лентяев в данном обществе. И чем больше иностранных рабочих в стране, тем больше нежелающих работать среди местных, тем нерациональнее используются трудовые ресурсы. Растет число охранников, офисных служащих, уменьшается трудовая нагрузка на одного занятого. Леность в обществе распространяется быстрыми темпами, что стимулирует привлечение все новых и новых гастербайтеров. И так виток за витком. А со временем и желающие трудиться из местных становятся «нерентабельными», что завершает процесс.