Дегустатор
Шрифт:
Гайя давал всем отдохнуть, сверкая бледно-синими глазами, улыбаясь уголками рта, чуть впалого, жесткого, узкого. Сейчас будет финал этого шоу, этого театра одного актера.
А мне пора решать, что делать. Сама дегустация займет еще полчаса. Потом я из магазина выйду. И что тогда? Можно сделать бешеный рывок, можно проголосовать машину и выползти в ней в пробке на Садовое — а дальше посмотреть, сядет ли юноша в какой-нибудь неприметный «жигуль», и какой у него будет номер.
А можно…
В конце концов,
Гайя сделал эффектную паузу: все молчали, никто уже не посматривал на столик, где поджидали откупоренные бутылки с черно-синими этикетками.
У этого человека удивительный голос, подумал я. Его слышно, даже когда он говорит очень тихо.
— …и оставалось только дать этому необычайному, этому удивляющему меня самого вину — дать ему… имя.
Пауза. Слышны гудки машин там, на Пречистенке.
— И я поцеловал мою милую, терпеливую жену и сказал ей: спасибо тебе за все, но не обижайся, если я сейчас скажу тебе кое-что. Это вино уже давно получило имя. То имя, которое ему дала ты.
В зале уже было тихо, но тут тишина начала звенеть.
— Я назвал его — «Камарканда».
Дегустаторы аплодируют редко. Здесь весь зал взорвался от восторга.
Времени на обдумывание у меня было достаточно, а на действия — очень мало.
Я медленно, дав «хвосту» время заметить меня, поднялся по трем ступеням из магазина на улицу. Увидел, что парень чуть не сделал стойку. И стартовал за мной.
Я неторопливо пошел от дверей магазина налево, к центру по Пречистенке. Десять шагов. Пятнадцать. Серая тень — за мной. Проем полукруглой арки слева. Вот сейчас.
В арку я не вошел — чуть не вбежал, повернул в падении, мгновенно исчезнув из вида моего «хвоста». И едва не запел от восторга: в самой арке и во дворике за ней — никого! Я прижался к стене у самого угла.
Пыхтение и топот раздались рядом со мной. Серая тень головой вперед бежит сюда, в арку.
Бросок, захват куртки за воротник, так, чтобы чуть придушить мерзавца. И вот он уже ссутулился, прижатый спиной к моей груди, я так и держу его за скрученный ворот левой рукой. И он не может шевельнуться.
Потому что у самого его правого глаза замерло острие шариковой ручки, зажатой у меня в пальцах.
Не дать ему прийти в себя!
Я начал содрогаться всем телом (задергался и кончик ручки), сдавленно шипеть и старательно заикаться:
— Подонок, дернешься — не б-будет глаза, быстро г-говори, кто тебя послал! Быстро, сука!
— Вы пьяны, это отягчающее! — прохрипел он. — Я работаю,
— А-а-адрес, телефон, ну! Ну!!
Адрес он выдал мгновенно — вплоть до метро («Юго-Западная»), телефон тоже.
— За кем, за кем, за кем следишь? Кто я? Ну — кто я? Может, ты ошибся?
— Нет, все верно, мне сказали — дегустатор, на вид как Гребенщиков еще без бородки, все точно. Пустите, я студент юрфака, мне деньги нужны!
О, господи. Студент юрфака.
Я сильно толкнул его плечом и всем телом, ручка к этому времени магическим образом исчезла у меня в кармане, он отлетел к противоположной стене арки.
Мне дико повезло — мимо нас по Пречистенке прошло за эти секунды множество людей, но никому не захотелось разбираться с двумя алкашами, подпиравшими стенку. А ручка — попробуй ее заметь на ходу, это не пистолет.
— Ты лечись, дядя, — сказал он мне обиженно, готовясь бежать со всех ног. — Говорили ей, что объект нервный, что платить по двойной надо. Теперь тройная будет.
Я молча посмотрел на него и спокойно пошел обратно в магазин.
Как интересно. Клиент — «она». А раз так, то вариантов не очень много. Три. Или даже два. Вот и начнем с самого очевидного.
Естественно, я не собирался идти в этот самый «Сыск-профи» на «Юго-Западную» вот так просто и сразу. Хотя телефон записал той самой ручкой. Но что я получу, ввалившись в этот офис? Максимум — извинения, со словами, что слежка противозаконной не является. Студенты (и, возможно, преподы) того самого юрфака знают это очень хорошо. Да вы вообще докажите, что слежка была. Раскрыть имя клиента? Да вы что, шутите?
В магазине я обменялся парой слов с единственной дежурившей там консультантшей — похоже, прочие пошли в подвал знакомиться с самим Гайей, да его еще небось мучают телевизионщики. И он потом будет ставить автографы на бутылки…
Поговорил с ней и поморщился. Я не то чтобы постоянно думал об этом, но в последнее время мои расходы как-то вышли из берегов. Ладно, пустяки, напишу парой материалов больше, получу новый контракт — от предложений отбоя нет. Только бы не на год, не выдержу.
Бережно взял завернутую в папиросную бумагу бутылку, нежно уложил ее в рюкзачок.
И набрал телефон Гриши Цукермана. Он, к счастью, был готов к встрече прямо сейчас.
— Только не в нашей грязной газетке, — сказал он, выводя меня из «Сити-экспресса» на улицу. — Хоть воздухом подышу. И как вы здесь выдержали три года, мерзость на мерзости. Ну, что случилось? У вас все хорошо, Сергей?
В газете Гриша выглядел не совсем так, как в Германии, — тут уже некому было тыкать в глаза вторичными признаками еврейства. Тут он был обыкновенным.
— Случилось, Гриша, как же без этого. Скажите, вы Ядвигу ведь знаете?