Дела и люди(На совесткой стройке)

Либерман Семен

– Я старый большевик, по профессии дантист. А сейчас работаю на фронте. Я знаю, что судьбы революции зависят от обеспечения страны топливом, и вот я пришел к следующей идее. У нас, в Волынской губернии, - я происхожу из Коростышева - прекрасныые хвойные леса. Когда я отдыхал на даче и лежал в гамаке, сосновая шишка ударила меня по лбу. Я заинтересовался этим вопросом и, после долгого изучения, пришел к выводу, что каждая сосна дает урожай в столько-то шишек в год. Я выяснил далее, что эти шишки прекрасно горят. Я пришел к выводу, что так как у нас 365 миллионов десятин леса и на каждой десятине столько-то деревьев, то шишки могут дать вдвое больше топлива, чем это необходимо всей России. Я разработал поэтому следующий проект: объявить шишку национальным достоянием; мобилизовать все население, главным образом, детей до 12 лет и стариков от 60 до 70 лет, на сбор шишек; раздать им специальные корзины для этой цели; построить недалеко от железнодорожных центров склады, куда будут сносить шишки; каждый мобилизованный будет обязан собирать определенное количество шишек - это будет его трудовая повинность. Собранные шишки должны были поступить еще и на специальные заводы. Изобретатель продолжал:

– Шишки надо спрессовать раньше, чем отапливать ими печи или паровозы. В России имеется большое количество маслобойных заводов, которые раньше выжимали подсолнечное масло, но теперь, за отсутствием сырья, находятся в бездействии. На эти-то заводы надо подвезти шишки, там их

прессовать, - и проблема топлива будет разрешена. В заключение он заявил, что все это не фантазия и что идея эта уже осуществляется на практике через Главный Топливный Комитет, так как сам Ленин заинтересовался ею. Проект в принципе уже одобрен, и два миллиона рублей ассигновано на опыты на местах. Но так как теперь надо перейти к производству в национальном масштабе, то он обращается ко мне для разработки большого плана.

– Владимир Ильич, - прибавил он, - не только одобрил эту идею, но и на практике ею пользуется: вагон шишек был доставлен в Кремль для отапливания печки в кабинете Ленина. Я отнесся довольно скептически к этому предложению. Так как я имел дело не с экзальтированным военным, а с дантистом Равиковичем, то я спокойно выразил ему свои сомнения, прибавив, однако, что передам дело в научный комитет нашего учреждения. Впрочем, я чувствовал, что изобретатель видел во мне беспартийного специалиста, относящегося скептически к талантам революционного деятеля; уходя с недоверием ко мне, он заявил, что дело будет продолжаться независимо от того, какое заключение даст научный комитет. Вскоре после того я уехал за границу и вернулся лишь через пять месяцев. О Равиковиче и его шишках я забыл. Но в первый же день после моего возвращения в Москву, меня вызвали на специальное заседание СТО - Совета Труда и Обороны, - где в порядке дня стоял вопрос о Главшишке. К этому пункту в повестке дня было прибавлено: «О6ъяснения Либермана по этому вопросу». Был морозный московский день. Когда я явился на заседание в кабинет Ленина, я сразу заметил за его спиной небольшую чугунную печку, отапливавшуюся шишками; рядом возвышалась горка прессованных шишек. В комнате было очень тепло. Кроме Ленина, здесь находились: председатель Главного Топливного Комитета Ксандров, представитель ВЧК, ведавший топливными вопросами, и представители других ведомств. Тут же был и Равикович. Все присутствующие смотрели на меня многозначительно и выжидающе. Ленин хитро поглядывал в мою сторону. Все были в валенках и теплой одежде, я же, приехав только что из-за границы, был одет по-европейски. Эта разница в одежде как-то выделяла и изолировала меня от остальных; я почувствовал себя несколько чужим. Сущность дела сводилась к обвинениям против меня. Ведь вот уж пять месяцев как найдена формула для разрешения топливного кризиса. Она была в моих руках, но я делу не дал ходу. Таким образом, топливный кризис отчасти является следствием моей небрежности, а то, пожалуй, и недобросовестности. За это я должен отвечать. Представитель ВЧК торжествующе поглядывал то на меня, то на печку, а Ленин обратился ко мне с вопросом:

– Чем вы, товарищ Либерман, объясните эту халатность и небрежность с вашей стороны? Я начал излагать причины моего скептического отношения к идее Равиковича. Если бы отопление сосновыми шишками было возможно, то многие страны, испытывающие величайшие трудности из-за отсутствия каменного угля, разрешили бы топливные вопросы очень просто. Вот, например, Швеция, из которой я вернулся за день до того, обладает огромными сосновыми лесами и могла бы, казалось, разрешить собственными шишками проблему топлива. Однако, она ввозит уголь из Англии, а наш проект создания шведско-советского синдиката для продажи советского леса за границей не осуществился только потому, что из-за импорта английского угля Швеция находится в зависимости от Лондона.

– Если бы я указал шведам на шишку как на источник топлива, - сказал я в заключение, - они меня посадили бы, вероятно, в сумасшедший дом. Мои доводы не произвели должного впечатления, а последняя фраза даже создала какое-то чувство враждебности. Я не знал, что сам Ленин поддерживал Главный Топливный Комитет в этом деле, и что моя фраза была как бы направлена против него. Говорят, что в каждой трагедии можно найти и кое-что смешное. Я хотел бы перефразировать эти слова: в каждом смешном явлении часто есть и трагическая нотка… Не успел я закончить свои объяснения общего характера, как вдруг представитель ВЧК - молодой парень, заведывавший наблюдением над лесными органами производства со стороны экономического отдела ВЧК - поднялся, точно «некто в сером», раскррыл большое досье и, устремив свой взор на меня, стал излагать свои обвинения. Оказалось, что со времени моей встречи с «изобретателем» Равиковичем, последнему удалось добиться ассигновки в несколько миллионов рублей для своих экспериментов. Желая доказать на деле, что его идея спасения страны шишкой вполне реальна, он по своей инициативе перевез из Витебского района на линию Волга-Москва один из бездействовавших маслобойных заводов. После этого он предпринял организацию отправки шишек целыми поездами на этот завод с тем, чтобы их там прессовать, а затем посылать, в первую очередь, в Москву членам Совнаркома, - которые охотно готовы были демонстрировать на своих маленьких печурках достоинства этого своеобразного топлива. Однако, к большому огорчению Равиковича, ему никак не удавалось получить на завод хотя бы один поезд с шишками. Причина была простая: паровоз поглощал в пути весь груз этого топлива, и поезд приходил на завод пустым! Но… в этом была усмотрена чья-то злодейская цель саботажа. ВЧК начала расследование… И вот этот грозный молодой следователь обратился ко мне с вопросом:

– По чьей же это злой воле ни один поезд еще не дошел до места назначения с полным грузом шишек? Затем Ксандров стал доказывать, что буржуазная Европа нам не указ, что мы должны итти вперед собственными путями и т. д. Ленин потребовал от меня объяснений по существу. Я указал тогда, что, в то время как большинство хвойных лесов России находятся на севере и в Сибири, маслобойно-прессовальные заводы находятся в безлесных районах. Необходимо будет возить поезда с шишками на огромные расстояния, и на провоз уйдет втрое-вдесятеро больше топлива, чем то, которое получится от шишек. Кроме того, постройка складов, заготовка корзин для населения и т. д.
– все это потребует больше расходов и энергии, чем обычная рубка леса. Это произвело впечатление на Ленина, который всегда искал здравого смысла в приводимых аргументах. По своему обыкновению, он читал во время заседания какую-то книгу, но все высказываемые соображения доходили до него - он их схватывал, взвешивал и умственно переваривал. Я заметил по движению угла его, губ, что Ленин чуть усмехнулся, и по выражению его глаз я понял, что его недоверие ко мне и всяческие подозрения в нерадении рассеялись. Тем не менее, он тут же продиктовал следующее постановление Совета Труда и Обороны: Во-первых, поставить на вид тов. Либерману невнимательное отношение к делу, подлежащему серьезному изучению и осуществлению. Во-вторых, передать специальной научной комиссии этот вопрос, с выслушанием всех доводов тов. Либермана. Эта резолюция произвела на меня очень тяжелое впечатление, не столько по существу, сколько из-за той атмосферы, которую она создавала среди представителей ведомств, и в частности ВЧК. В первый день после моего возвращения в Москву из-за границы я был к этому особенно чувствителен. Я вернулся к себе домой в подавленном настроении. К моему удивлению, через час раздался звонок

из Кремля. Ленин требовал меня к телефону.

– Товарищ Либерман, я видел, что постановление СТО вас очень огорчило. Но вы ведь мягкотелый интеллигент. Власть всегда права. Продолжайте вашу работу. Для меня эпопея Главшишки на этом закончилась. А скоро заглохла и сама Главшишка…

* * *

Изобретатели--«фантазеры» -обычное явление для всех стран, но в Европе им не дают ходу, и они заканчивают свою жизнь голодными и озлобленными «непризнанными гениями». В России же они имели доступ к главе правительства; он сам их выслушивал, настаивал перед отдельными комиссариатами на том, чтобы им уделяли внимание, и требовал даже устройства показательных судов за

над теми, кто недостаточно быстро продвигал всякие проекты. Когда ново-изобретенный плуг профессора Фаулера задержался в какой-то комиссии, то Ленин - вопреки мнениям председателя ВСНХ Богданова и даже Наркомюста Курского - потребовал публичного суда над членами технического отдела, задержавшего это изобретение.«...Не столько ради строгого наказания, - писал он в своей срочной телефонограмме, - (может быть, достаточно будет выговора), но ради публичной огласки и разрушения всеобщего убеждения в ненаказуемости виновных».

. Мало того, все эти изобретатели имели доступ к народной казне, на них ассигновывались средства и тратились деньги, а когда на опыте проверялось, что данное изобретение неосуществимо, - оно сдавалось в архив, без всякой критики и без сожаления о затраченных суммах. В архивах советских комиссариатов будущий историк, несомненно, найдет целое кладбище «гениальных» проектов, которые «отцвели, не успев расцвести», вместе со связанными с ними упованиями и надеждами. Но в этой толпе изобретателей, бегавших по всевозможным учреждениям с обтрепанными портфелями, в которых проекты покоились рядом с малоаппетитными бутербродами, попадались люди, прозревавшие будущее. Среди этих голодных энтузиастов, выстаивавших часами в приемных комиссариатов или где-нибудь в холодных, пустых магазинах, с ящиками вместо столов и стульев, я впервые увидел молодого, стройного, со впалыми щеками и горящими глазами, Бажанова, который в то время еще разгуливал в форменной фуражке горного инженера. Он был штейгером в угольной промышленности и яростно доказывал, что в кузнецком угольном районе заложены огромные богатства и что необходимо немедленно начать их разработку. Он всюду носился со своими выкидками, и я встретил его у Ларина, который тоже был любителем многопольных цифр… Я видел его и у Ленина, по возвращении его из Кузнецкого бассейна: ему удалось добиться туда командировки. Крупные специалисты с сарказмом высмеивали его и, надо сознаться, что в тот момент слова Бажанова, действительно, казались утопией. Производство Донецкого бассейна тогда пало на 60% по сравнению с 1913 годом. Но дореволюционное производство могло быть увеличено в 10 раз, - что и было осуществлено впоследствии. Когда шахты пустовали и рабочие разбегались в поисках хлеба, казалось диким начать копать уголь в далеком сибирском районе, где сбыт мог быть только для уральской промышленности. К тому же, местной металлургии там не было, а уральские заводы отстояли от Кузнецка на 2000 верст. Но Бажанов упорно доказывал, что кузнецкий кокс выше по калорийности, чем даже английский. В конце концов, Ленин отправил его, в качестве ответственного работника, для разработки этого района. В настоящее время ясно, что создание Урало-Кузнецкого комбината было одним из гениальных предприятий, спасших Россию в нынешнюю войну, после потери Донецкого бассейна. Между тем, когда Бажанов являлся на заседания с требованием денег и продовольствия, комиссары с насмешкой встречали «прожектера»: - «Опять Бажанов!» - «Когда же ты нас, ннаконец, отопишь своим кузнецким углем?» - говорили они. Был другой такой энтузиаст, инженер-химик, занимавший маленькое место в одном из кустарных предприятий. Он всюду, вытаскивая кучу книг из своего портфеля, доказывал, что в Европе, а в особенности у немцев, после пережигания древесины в древесный уголь, остается масса побочных продуктов, необходимых России; между тем, у нас вся горная промышленность Урала работает на древесном угле, и там все побочные продукты, как метиловый спирт, сахар и т. д., пропадают. И он тут же имел наготове доклады с цифрами, доказывавшими, какие богатства Россия теряет попусту. Эти доклады пошли к Ленину, постоянно говорившему, что «надо увлечь массу рабочих и крестьян великой программой на 10-20 лет».

. Были созданы целые комбинаты по использованию этих продуктов, и для изучения дела была даже отправлена комиссия за границу. Теперь эти продукты играют громадную роль в советской военной промышленности, а тогда раздавались голоса о том, что дешевле и проще ввозить их из Европы. Помнится, как некоторые из этих энтузиастов с мест стали доказывать, что вокруг Архангельска и в Других северных районах не только пропадает свыше 30% отбросов древесины, но потеря эта удорожает стоимость пиленого леса, и что поэтому желательно построить крупные целлюлозные заводы рядом с лесопильными центрами. Вся эта целлюлоза, которая не могла быть использована в России, могла бы идти на экспорт. Хотя было известно, что в Европе и в Канаде было перепроизводство целлюлозы, и экспортные цены не могли покрыть себестоимости, проект был осуществлен, так как советское правительство нуждалось в валюте. А теперь заводы эти играют крупную роль в системе индустриализации Советского Союза. Помню знакомство с товарищем председателя Главлескома, Рыкуновым, коммунистом, проявившим себя крутым и жестоким гонителем во время национализации текстильной промышленности. За пьянство он был снят с работы, но, ввиду прошлых заслуг, был послан в Туркестан заведывать ирригационными работами по культуре хлопка. Тогда шутили, что он будет ирригировать себя алкоголем, а не хлопок водой»... … Между тем, этот район теперь обеспечил Россию хлопком. Помнится также, как из Белоруссии явилась группа делегатов с двумя специалистами, которые доказывали, что недостойно для России иметь болота у Минска. Они предлагали создать рабочие команды для осушения этого района. Большое впечатление произвела на них осушка Зуйдерзее в Голландии, и они говорили, что если маленькая реакционно-капиталистическая Голландия смогла это сделать, то Россия все сможет. Таким же энтузиастам удалось, вопреки всем торговым расчетам, развить крупную торфяную промышленность под Москвой, а также разработку сланцев в других районах. Мы, спецы, -«генералы от промышленности»- высмеивали тогда все эти фантазии». Мы считали, что Петербург, например, всегда будет существовать привозным сырьем, и что все эти затеи - излишняя расточительность. На одном из заседаний Совета Труда и Обороны, когда обсуждался вопрос о лесозаготовках, какой-то рослый парень, с холеной бородкой, в сапогах «бутылочкой», стал доказывать, что горе русского крестьянства - его жалкая, слабая лошадка; что надо уулучшить конскую породу, следуя примеру Канады. Следовали цифры, схемы и т. д. В результате, были ассигнованы средства для поездки за границу и покупки породистых лошадей. Предлагаемые проекты были часто вычитаны из книг или привезены политическими эмигрантами, вернувшимися из долгого изгнания. Старая Россия кроилась и перекраивалась, и многие - даже не враги нового режима - с тревогой смотрели на опыты всех этих энтузиастов. А между тем, ведь весь план электрификации, которой так увлекался Ленин (он говорил:коммунизм - это есть Советская власть плюс электрификация всей страны»), мог быть осуществлен, главным образом, благодаря коренной перекройке России на новые, по экономическому принципу разграниченные области. По этому поводу вспоминаю, как однажды в салон-вагоне Красина, где находились также Радек и Горький, Красин с насмешкой заговорил об этих «строителях» новой России. Тогда Горький ответил: