Дела и люди(На совесткой стройке)
Шрифт:
Г. добился того, что ему в виде особой привилегии был выдан советский паспорт взамен польского, приобретенного им наспех, когда он тайком покинул Россию после Октябрьской революции.
Концессия эта вызвала много толков. Ленин пытался ею козырнуть перед капиталистами, но профсоюз водного транспорта, знаменитый Цектран, высказался против нее.Мы, мол, убрали Мешкова (известного волжского богача и пароходовладельца, описанного Горьким) не для того, чтобы посадить затем немца или француза». Крылатое словечко Троцкого:Волга должна стать честной советской рекой» применялось Цектраном и по отношению к этой концессии.
Вся эта затея кончилась весьма печально: после долгих переговоров Цектран победил, а соискатели концессии - Г. и, если не ошибаюсь, его представитель Малченко - были расстреляны…
Очень показательной была также история с американской
Считая его одним из крупнейших представителей американского капитала, советское правительство и разговаривало с ним соответственно; тем более, что предложение было весьма заманчиво: отдать американцам концессию на всю Камчатку. Ленин очень заинтересовался этим делом, потому что в этот момент Камчаткой фактически владели японские оккупационные войска, и он предпочитал, чтобы заботу об их вытеснении оттуда взяли на себя американцы. Считая столкновение между Японией и Соединенными Штатами неизбежным, Ленин хотел использовать их соперничество на Дальнем Востоке. Он так и заявил в одной из своих речей о концессионной политике: «Если мы Камчатку, которая юридически принадлежит нам, а фактически захвачена Японией, отдадим в концессию Америке, ясно - мы выиграем». Кроме того, считая неизбежной экономическую рознь между Америкой и остальным капиталистическим миром,«потому что Америка богаче», Ленин надеялся на возможность завязать экономические отношения с Соединенными Штатами. Вандерлипп поддерживал эти иллюзии, обещая Ленину, что концессия на Камчатку вызовет энтузиазм в американском народе и приведет к признанию Советской России после победы республиканской партии на президентских выборах.
Договор о сдаче Камчатки в аренду был выработан и подписан представителями московской власти. Но когда дошло дело до подписи Вандерлиппа, выяснилось, что никаких гарантий он дать не может. Вскоре он уехал.
Когда же в европейской и американской печати появились известия о концессиях Вандерлиппа, Гардинг, выбранный в президенты, выпустил официальное сообщение, что ему об этом деле ничего неизвестно и что ни он, ни его партия ни в какие сношения с большевиками не входили.
Этим, в сущности, и закончилась вандерлипповская эпопея. Больше о нем никто ничего не слыхал. Хотя Камчатка и осталась в советских руках, но концессии там получили, вместо американцев, пронырливые японцы. Еще один концессионный эпизод заслуживает внимания.
При создании смешанных лесных обществ основной принцип был следующий: бывшим владельцам ничего не возвращается обратно. Декрет о национализации остается в силе, но все имущество предприятий переводится в основной капитал новых смешанных обществ, акции делятся пополам между старыми капиталистами ныне концессионерами - и советским правительством. Обе стороны являются заинтересованными в будущем развитии этих обществ. По определению Ленина, концессия была договором между государством и капиталистом, который берется поставить или усовершенствовать производство (например, добычу и сплав леса, добычу угля, нефти, руды и т. д.). За это капиталист платит государству долю добываемого продукта, а другую долю получает сам в виде прибыли.
Во время переговоров с норвежцем Притцем выяснилось, что один из его прежних компаньонов категорически отказывается участвовать в деле. Поэтому было решено, что из проданного товара 40.000 английских фунтов будут выделены для уплаты этому упорствующему лицу, и, таким образом, соглашение сможет состояться. Красин, подписывая этот договор в качестве полпреда, предполагал, что процедура утверждения будет та же, что и прежде, то есть Ленин одобрит, основные принципы соглашения. Однако, к тому времени начал уже функционировать, так называемый, Главный Концессионный Комитет, и оказалось, что и эта концессия должна была пройти через новую инстанцию. Комитет решил, что уплата 40.000 фунтов есть замаскированная денационализация и, утвердив концессионный договор, в то же время высказался против выдачи этих денег. К моему удивлению, я получил от Комитета, за подписью его председателя Каменева, бумагу с соответствующим постановлением. Я немедленно снесся с Красиным, спрашивая: что делать? Нужно сказать, что Ленин тогда был уже не у дел вследствие болезни, и не к кому было апеллировать, ибо только он мог понять и допустить такое «нарушение закона», между тем как другие могли заподозрить личные и корыстные мотивы… Красин, когда я к нему обратился, немного
Желание достигнуть положительных результатов было так сильно, что я пошел на это «беззаконие». В тот период господствовало сознание, что высшим законом и главным мерилом поведения должно быть благо революционной страны.
Увы, через несколько лет, когда начались гонения на меня со стороны ГПУ, я часто в длинные бессонные ночи ставил себе этот вопрос: что будет, если ГПУ начнет меня «допрашивать с пристрастием» и поставит вопрос об этом инциденте? Но, к счастью, эта чаша меня миновала.
Советский Союз не только давал концессии, но в отдельных случаях пытался также и получать таковые. О двух таких характерных эпизодах я хочу сказать несколько слов.
До войны и революции крупный грузинский промышленник К. приобрел громадные лесные концессии в Персии. Он получил весь лесной массив (преимущественно дуб), покрывавший склоны плоскогорья той части Персии, которая граничит с Кавказом и Каспийским морем. Так как в то время Персия еще не обладала упорядоченным сухопутным транспортом, и все движение товаров шло через Черное море, Кавказ и Каспийское море, то во время войны эксплоатация не могла быть начата. Потом пришла революция… Однажды, уже при Советах, я был вызван к Красину и застал там К., грузина-концессионера. Был намечен следующий план. Советы станут владельцами этой персидской концессии. Там будут построены крупные лесопромышленные предприятия по выработке шпал для Кавказских железных дорог, а лучший лес будет экспортироваться за границу.
С этой целью мною была образована экспедиционная комиссия, которая провела несколько месяцев в Персии и изучила все возможности этого дела. Характерно, что в то время председатель персидского совета министров очень благожелательно относился к этому проекту. В принципе дело было одобрено даже Политбюро. Причем надо отметить, что эта концессия рассматривалась не только под углом зрения коммерческим, но и политическим: как средство увеличения советского влияния в Персии. Было ясно, что работать в Персии придется на капиталистических началах, но в данном случае это не вызывало возражений даже со стороны самых «правоверных»...
Второй случай - покупка Северолесом угольных копей у англо-норвежского промышленного общества на Шпицбергене. Здесь опять-таки эксплоатация была чисто капиталистической; однако, мотивом покупки этих копей была необходимость обеспечить углем пароходы, перевозившие русский лес, а также желание в какой-то мере создать связь со Шпицбергеном, ввиду намечавшихся авиационных проектов.
Были реализованы другие крупные концессии: Чиатурская марганцевая концессия американской группы, во главе с Авереллом Гарриманом; концессия на добычу золота, предоставленная англичанам, так называемая, «Лена-Гольдфильдс». Наряду с этими крупнейшими объектами стояли и медные рудники на Урале, некогда принадлежавшие английской группе, во главе с Лесли Уркартом.
Концессионное дело Лесли Уркарта нашумело особенно много. Уркарт был не только миллионером, но и крупной политической фигурой в английской консервативной партии и обладал влиянием на правительственные круги. Это открывало возможность для далеко идущих переговоров, а также и для нажима со стороны Москвы. Переговоры велись в Лондоне Красиным, и я был в курсе дел.
Уркарт был широкоплеч, круглолиц, среднего роста и средних лет. Все было у него округло: и лицо, и брюшко, и подбородок. Он ничем не походил на того длинного, худого и жилистого британца, каким мы привыкли представлять себе обитателей Альбиона. По-русски он говорил очень хорошо и внешностью напоминал скорее русского просвещенного помещика, чем английского предпринимателя, ищущего концессий в Советской стране. Англичане считали его более русским, чем англичанином, и высоко ценили его знание русских условий и умение приспособляться к ним. Он часто повторял русскую пословицу:«С волками жить, по-волчьи выть»; он гордился знанием русского крестьянина и русского рабочего и был убежден, что отлично понимает, как с ними надо обращаться.