Дела и ужасы Жени Осинкиной
Шрифт:
— Зайончковский умер в весьма почтенном возрасте, как я вам уже говорил, около пятнадцати лет назад, — продолжил Флауэрс с того же места, на каком кончил. — Срок поисков настоящей наследницы, согласно завещанию, заканчивается через два-три месяца. Это можно уточнить у адвоката. Косвенные наследники Зайончковского — малоприятные субъекты. Но дело не в них.
Флауэрс помолчал.
— В ситуацию примерно год назад вмешались новые люди. Вторая жена Зайончковского была русской, и у нее, помимо американских племянников, оставались очень дальние родственники в России. Она не поддерживала с ними связи. Тем не менее они каким-то образом узнали о наследстве.
— Как они ее разыскали? — замерзшими губами спросил Осинкин.
Все, что говорил Флауэрс, он слышал теперь как бы сквозь грозное звучание фразы: «Это связано с безопасностью вашей дочери…» А дочь его была не с ним, не под его защитой, а бог знает где…
— Ну, как только они вышли на вашу фамилию — дальнейшее было делом техники. Сделали запрос об адресе — им ответили. Они стали ее разыскивать, раздобыли даже ее фотографию — и выяснили, что она только что уехала из Москвы в Сибирь.
Флауэрс опять помолчал и добавил:
— Я прямо скажу — и ей, и вам повезло, что она уехала. Она все-таки выгадала время, сама того не зная.
— Так что же они от нее хотят?
— Как — что? — удивился Флауэрс. — Я не пояснял, потому что думал, что вы давно все поняли. Не хочу преуменьшать опасность. Мне стало известно — или, если хотите, я догадался, — что эти люди хотят ее убить. Для того, чтобы овладеть наследством. Оно, как я вам уже сказал, немалое. Хороший стимул для плохих людей. Но так как данная ситуация разворачивается в России и люди, преследующие вашу дочь, — российские граждане, то это скорее ваше дело. Хотя я готов, разумеется, оказать вам всяческое содействие. Но главное — на мой взгляд, это дело срочное.
Описывать состояние Осинкина после этих пояснений мы не будем — надеемся, что у нашего читателя есть воображение.
— Насколько мне известно, — продолжал Флауэрс, — из трех косвенных наследников лишь один в курсе их грязных замыслов. Два других, повторю, — малоприятные субъекты, но, как большинство американцев, уважают закон и вряд ли его переступят. Мы ведь в Америке не делим людей на только плохих и только хороших — у нас более сложные квалификации… Впрочем, у вас в России тоже, кажется, исчезают простые деления, но, к сожалению, неблагоприятным образом. Один коллега признался мне, что много лет уже не слышал фраз типа «Он поступил бесчестно!» и даже «Он — человек непорядочный». Впрочем, мы отвлеклись.
— Вы думаете, что моей дочери грозит опасность, пока она едет по Сибири?
— Грозит. И немалая, — просто ответил Флауэрс.
— Как же так? — растерянно сказал Осинкин. — Ее маршрут даже я толком не знаю.
— Неделю назад мне стало ясно, что двое наемников — проще говоря, киллеров, — идут по ее следам.
Осинкин хотел вскрикнуть: «Что?!» Но, разумеется, удержался.
— Это очень жестокие люди — таких по-русски называют отморозки. И очень… как бы сказать… профессиональные. Им поставлена задача — ликвидировать законную наследницу.
— Да… — медленно заговорил Осинкин. — В Сибири — скажем, на каком-то отрезке федеральной трассы, — ночью совершить преступление и затем замести следы… Там у нас сделать это намного легче, чем в большом городе…
— Да-да, — покивал Флауэрс. — Им мешает — пока, — подчеркнул он интонацией, — то, что у девочки очень надежная охрана: ваш спецназ. У
— Как их опознать?..
— То, чем я по случайности располагаю, — это как раз некоторые внешние их приметы. Один наголо брит, но в России сегодня это не примета. В правом ухе — маленькая серьга. Второй — темноволосый, волосы собраны сзади в небольшой хвост или косицу. Что важнее — небольшой шрам на правой щеке. Не вдоль, а поперек. Оба невысокие, широкоплечие. И это тоже, конечно, не примета для людей их профессии.
Слушая коллегу, Александр Осинкин меньше всего думал о деньгах. Он думал только о том, как ему защитить свою девочку, находящуюся от него за десятки тысяч километров. Лететь в Сибирь? Но куда? В Новосибирск? Барнаул? Мобильная связь с дочерью до сих пор не наладилась. И нельзя гарантировать, что он сможет следить за ее маршрутом. Защиты от «Тойоты-Лексус» с ее не знающими жалости седоками нужно было искать на месте — там, в Сибири. Причем срочно.
Глава 8. На Алтае
Женя была москвичка. В Москве она родилась, там прошло ее детство. И она любила Москву. В родном городе не было для нее тайн. Какие только замечательные московские дворики не исходила она с раннего детства за руку с папой! Не исключая и знаменитый поленовский — тот, что изображен на картине «Московский дворик», — пусть и очень изменившийся, как и почти все остальные.
И она даже представить себе не могла, что Москва может так сильно вытесниться из ее памяти.
…Где ее любимый Тверской бульвар?.. Она почти забыла, как он выглядит. Крымский мост, по которому Женя любила идти быстрым шагом, поглядывая вниз, на Москва-реку…
Путешествуя по своей стране, она уже привыкла видеть из окна машины не дома, наполовину закрывающие небо, а простор до самого горизонта и со всех сторон. И высокий, гораздо выше, чем в городе, купол неба — видный сверху донизу.
Здесь, на Алтае, горизонт если и был закрыт — то только горами, от которых не оторвать глаз. То зелеными, то серовато-лиловыми каменистыми, из-за которых торжественно выкатывается утром шар солнца и так же медленно уходит вечером. И, оставаясь уже невидимым, долго продолжает светить оттуда, из-за горы, обливая розовым светом противоположную горную гряду.
Впечатления же от жизни здешних людей были всякие, но больше грустные. Она съездила с Лешей и Саней в несколько поселков неподалеку — Феде Репину хотелось попрощаться с друзьями и, сжалившись, его взялись свозить к ним — «но по-быстрому чтоб!», как предупредил Саня. Пока Федя прощался, Женя зашла даже в сельскую библиотеку поселка Куюс. У библиотекарши Капитолины Чачаевны Тендериковой серьезные книги были в ходу. Она гордо сказала:
— Студенты много спрашивают, и писатель один есть, очень много читает.