Деление клетки
Шрифт:
— Ну ладно, — и других поджидают.
Сели мы с Саньком в «Берёзке», заказали водки бутылку и банку огурцов. Пили-пили и пива взяли, и ханурья там — задницей жуй, все вонючие и грязные, а есть такие — в прошлом далёком интеллигенты — от этих интеллигентов только очки остались да пиджаки замацаные, они тоже спились все, пьют и курят много. Выпить в «Берёзке» — дешевле, чем на улице: там самогон буряковый из-под полы разливают — самогон вонючий очень, но по голове хорошо даёт. Санёк с непривычки напился быстро и начал под стол рыгать. Нарыгал на стол немного, я салфетками вытер,
Я Санька под мышки взял и домой отвёл, а сам иду и пиво из бутылки пью.
Холодно. Руки замёрзли. Я пьяный-пьяный. Захожу домой к себе. Смотрю: сапоги стоят и шубка потёртая висит, значит, папаша новую любовницу привёл. Ему так нравится. Наклоняюсь, чтоб боты разуть, и слышу треск сверху. Так испугался! Мама дорогая — землетрясение или потолок рушится. Я пьяный. Хрясь, мне на спину что-то тяжёлое упало. Больно очень. Смотрю — а то мопед. Мопед двадцать лет висел, а тут на тебе — упал мне на спину. Я разозлился очень, прямо закипел от гнева. Взял мопед и на лестничную клетку выкинул. Он с шумом большим в пролёт улетел лестничный и застрял между этажами.
Захожу в квартиру и матерюсь. Батя выбежал и кричит:
— Твою мать! Мне завтра на работу вставать в пять утра! Твою мать!
— А мне всё равно, — говорю и на кухню иду. Включаю свет. На кухне бабушка сидит и сухарик в молоке вымачивает. Бедная старушка.
В комнате брат в игры свои компьютерные играет.
— Как дела? — спрашиваю. — Не надоело?
Он поворачивается, волосатый, и спрашивает:
— А тебе пить не надоело? — и так высокомерно смотрит на меня. Как строгий учитель на ученика. Как буддийский монах на деревенского пьяницу-дурочка. Я его за шкирки взял, за косичку его дебильную схватил и кричу:
— Ах каКОООООЙЙЙЙЙЙ тЫЫЫЫЫЫЫЫ ЙЙййййййоооооООО-ОбнутЫЫЫЫЫйййй!
Похоже, у меня началась «белочка». Брат заплакал и убежал. В ванной закрылся.
Я достал рюкзак и начал вещи наваливать: рубашку там, джинсы, пару носков, пару трусов. Отодвинул паркетину и деньги с нычки все забрал. Решил, что поеду к дядьке Тохе в Остёр и там жить буду. Землю обрабатывать буду. Взял такси и на автовокзал на Московскую площадь.
В Остёр я приехал только под утро. Там вообще дорог не чистят, всё снегом замело, как в сказке. Вот оно волшебство настоящее. Как на картинке в детской книжке. Красиво, и хатки стоят под снегом. Пруд льдом покрылся. Там рыбаки уже сидят, и мальчишки в хоккей играют.
Смотрю: идёт мне навстречу дядька Тоха, красный, небритый, щетина — то, что надо, и пьяный уже с утра.
— Привет, племянничек! — кричит мне. — Я как знал! Как знал, господи!
От дядьки Тохи самогонкой пахнет и папиросами дешёвыми. Добрый он человек.
— А я, — говорю, — погостить к вам приехал, можно?
— Конечно-конечно! — говорит. — Только сперва одно дело нужно сделать!
— Какое? — спрашиваю.
— Вон в том дворе много бездомных собак, — дядька Тоха дико вращает глазами, не в себе, видимо. Может, умом тронулся? — Там собак бездомных уйма. Море просто! Нам нужно с тобой поймать пару штук.
— Зачем? — спрашиваю.
— Ха! Зачем?! Дурак ты, что ли, Олежка? Поймаем пару собак, пойдём на базар и продадим их, выпить будет на что.
Я остался сидеть возле пруда. Сел на рюкзак и наблюдаю за матчем по хоккею. Хорошо ребята играют. Резко. Дядька Тоха пошёл собак ловить.
Приходит через часа полтора и в руках шавку средних размеров держит. Улыбка до ушей. Доволен! Шавка чёрного цвета, скулит и вырывается.
— Вот! — говорит. — Поймал-таки гада за хвост!
Фокус
Алёша ходил из угла в угол. Девять часов вечера. Он продержался целых 19 часов. Последнюю бутылку пива он выпил в два часа ночи. С вчера он мало что помнит. Ему позвонила Света, продавщица рыбы в гастрономе этажом ниже.
У Светы был серьёзный осуждающий голос:
— Ты помнишь, как ты вчера подходил к незнакомым людям и угрожал им?
Алёша молчал. Вообще-то он очень скромный и застенчивый парень. Он не любит спорить, не любит упорствовать. Если кто-то влезет перед ним в очередь, он не будет возникать. Лучше подождать немного дольше, чем нарваться на неприятности. Хотя сейчас, тыняясь из угла в угол, он вспоминал, сколько раз уступал, сколько раз молчаливо терпел унижения.
И мелкие унижения за унижениями, уступки за уступками, застенчивые улыбки и краснения постепенно подтачивают человека, как термиты деревянный дом.
— Ты бегал по улице и замахивался на прохожих, ты даже Вадику сказал, что сломаешь ему руки и маму его в подвале с картошкой закроешь…
Алёша содрогнулся как от изжоги. Трубка едва не выпала из его руки.
— Я, правда, сказал это Вадику?
Вадик — местный бандит на районе. Не то чтоб там великий бандит, но лучше с ним не связываться. Его все побаиваются. Тем более что он боксёр, и с ним всегда трутся его друзья-боксёры на Деу Ланосах. Они приезжают к гаражам, машин пять, и до самой ночи слушают музыку, пьют пиво, глупо ржут и курят «план».
— Да-да, а Вадик сказал, что у него сейчас нет времени, а завтра вечером он придёт к тебе и поговорит.
— То есть сегодня вечером?
— Да, — сказала Света.
Раздался противный резкий звонок.
— К тебе кто-то пришёл? — спросила Света.
— Я никого не жду… — сказал Алёша и посмотрел в сторону двери.
— Ладно… лучше не открывай сегодня дверь, выключи свет и притворись, что тебя нет. Вчера многие на тебя были злые… и даже Пашка…
— Какой Пашка? — спросил Алёша.
— Пашка, Вадика кореш, который срок отмотал за убийство…
Пару лет назад Пашка с друзьями, пьяные, возвращались домой после дискотеки. Они шли по тёмной улице возле завода Ткаченко, им навстречу шла другая толпа. Кто-то не уступил дорогу, зацепился плечом, и пошла возня. Пашка в драке махнул ногой и попал одному пацану в голову. Пацан и без того больным был, а от удара слёг на месте.
В дверь снова позвонили. Дверь ненадёжная деревянная, старая, еще с советских времен. Звонок тоже советский — резкий, раздражающий. Дззззззззззз Дзззззззззз Дззззззззз, как сверло дантиста в казённой поликлинике.