Деление клетки
Шрифт:
— А ну пошёл вон отсюда!
Закрыл дверь на замок. Я в тёмном коридоре с этой волоснёй длинной. Сантиметров тридцать. А жена его всё причитала за дверью и мальчик плакал.
— Папа, папа, он нарыгал на мою приставку! — кричал.
Я по коридору быстренько с волоснёй в руках побежал. Нашёл свою дверь и заперся. Кинув волосы на пол, рухнул без памяти на кровать и крепко заснул.
Рано утром в дверь кулаком затарабанили. Тарабанили минут пять. Потом я услышал, как ключ залазит в замочную скважину. Дверь открылась. Там мужик незнакомый в кепке
— Я муж хозяйки, — говорит и без спросу заходит. — Что же это значит? — спрашивает меня громко.
Я глаза только открыл. Свет больно сетчатку режет, в голове — шум. Голова кружится. Не могу в себя прийти. Тела не чувствую. Лежу на кровати неподвижно.
— Пусти свинью под стол, так она на стол и залезет? — мужик спрашивает.
— Какую свинью?
— А такую свинью, — говорит и по комнате прохаживается. Осматривается. Может, украсть чего хочет?
Он наклоняется и поднимает с пола волосы. Я гляжу на волосы и мигом вспоминаю весь пьяный бред, который вчера со мной творился.
— Я говорю, пусти свинью на стол так она и под стол залезет, — неуверенно повторяет мужик. Руки в карманы джинс-узкачей засунул и грудь колесом выпятил. Напугать меня решил, что ли? Форменный пидар. — То есть я говорю: пусти свинью под стол, так она и на стол…
— Какую свинью?! — не выдержал я и вскочил с кровати.
Он отвернулся. Подошёл к окну. Достал длинную толстую цепь и начал её на указательном пальце крутить, как таксист брелок.
— Вы хозяйке что говорили? Что не пьёте и ведёте себя прилично…
Подходит ко мне, цепочку свою дурацкую крутит и в лицо вызывающе смотрит.
— У вас тут на кухне тоже бухают, — говорю спросонья. Обычно, я не «закладываю» людей. Растерялся просто.
— Кто бухает? — спрашивает.
— Оксана и Куст меня траванули вчера.
— Какая Оксана и Куст?
— И шнурки коричневые давали. Наверно, я из-за них и траванулся.
— Какие шнурки? — Он цепочку крутит. Всё ближе и ближе к моему носу. Я лёгкий ветерок даже чувствую.
— Не знаю, как они называются, что баба Люся ваша готовит!
— Какая еще баба Люся? Пацан, я тебе тут не в игры пришёл играться, хочешь жить, так и живи спокойно. Другим не мешай. А нет — вали куда хочешь… хозяйке жильцы среди ночи звонят и жалуются, что ты в комнату пришёл к ним ночью и нарыгал. Он с силой ногой по волосам на полу ударил. Волосы взлетели в воздух и попали в окно. Шмякнулись о стекло и сползли на подоконник.
— Понятно тебе? — спрашивает.
Я сижу на кровати и в глаза ему смотрю. Старый потц уже.
— Я тебя спрашиваю?! — Глаза выпучил. Из пасти у него перегаром бздит. Цепочкой крутит. Вух вух вух вух. И к носу моему цепочку подносит. Цепочка по носу мне ударила больно. — Я не хочу, чтоб моя жена среди ночи просыпалась и выслушивала от соседей…
Я не выдержал. Вскочил с кровати. Вырвал у него цепочку. Повалил на пол и обвил цепочку вокруг его шеи. Душить начал. Душу его. Он сопит и ногами дёргает. Я задушил его насмерть. Пульс проверил.
Пульса нет. Руки трусятся. Ноги трусятся. Челюсть нижняя дрожит. Запихал труп под кровать.
Волосы на подоконнике лежат. Я взял волосы в руки и вертеть начал. В комнате на стене зеркало висит. Маленькое и мутное. Напялив волосы на голову, я подошёл к зеркалу и посмотрел на себя.
Какое же старое лицо у меня стало. Морщины, тёмные круги под глазами, щёки впалые, цвет кожи пепельно-серый. Волосы длинные, только нос торчит. Хотел снять волосы и не смог. Они к коже пристали, как на клею. Я потянул еще раз, и голова заболела. Тяну волосы, пытаюсь оторвать их и не могу, подхожу к зеркалу — волосы лицо закрыли. Отбрасываю волосню с лица, а лицо такое страшное, что лучше и впрямь с волосами. Отодвинув ящик тумбочки, я наклонился и запихнул в ящик волосню. Захлопнул ящик. Держу за ручку одной рукой и всем телом назад подаюсь — пытаюсь волосню отодрать проклятую. Аж слёзы на глазах выступили. Волосню отодрать не могу. Пошёл на кухню. Все еще спят. За дверями слышен храп. В какую дверь я вчера вломился?
Прихватив на кухне самый острый длинный нож, я вернулся в комнату, сел на кровать и принялся отрезать волосы. Нож волосы не берёт, будто тупой совсем. На улице снова дождь полил. Я выглянул в окно — три ржавых мусорника, в один бомж залез и ковыряется. Слякоть, грязь и вонь испарений. Жить не хочется. Стою перед окном и плачу. Попытался снова ножом — волосня не поддаётся.
Тогда я ножом со злости и от безысходности по ладони ударил. Сразу кровь потекла. Я достал платок и перевязал ладонь. Подошёл к зеркалу, поднял одной рукой волосы вверх. Другой зажигалку держу.
Чиркнул зажигалкой, и пламя к волосне поднёс. Не горят волосы, что ты будешь делать?
Сбежав по лестничной клетке, я ударил входную дверь парадной ногами и направился в кафе-бар «У Миши». Там официантка сидела в одиночестве разгадывала кроссворды. Я подошёл к барной стойке.
Официантка — рыжая бабёнка с высокой пышной грудью в синем фартуке. Глаза на меня выпучила.
— Вам чего? — спрашивает испуганно. Губы помадой накрасила. Рот у неё большой и развратный, создан сами знаете для чего. И зачем её только говорить научили?!
— Дайте триста грамм самого дешёвого коньяку, — говорю. Сердце в груди бешено бьётся. Кажется, о самые рёбра ударяется.
Она налила коньяк в графин из бутылки. Опасливо смотрит на меня.
— Шестьдесят гривен.
— Хорошо-хорошо, я еще буду заказывать, — говорю и запинаюсь. Чувствую, как голова кружится и помутнение в мозгах. — А где у вас здесь ближайшая парикмахерская?
— Тут есть салон за углом. Там моя подруга Лида работает, самый лучший мастер, спросите Лиду, она лучше всех стрижёт.
— Хорошо-хорошо, — отвечаю и коньяк наливаю. Выпил коньяк в два залпа и еще двести грамм попросил. Выпил двести, роюсь в кармане, деньги ищу. Забыл взять денежки.
— Хорошо-хорошо, — говорю и как побегу со всех ног. Рыжая сучка. Есть много официанток, которых бы я хотел трахнуть. Многих я запомнил, за многими наблюдал и раздевал их в воображении.
За углом парикмахерская, называется «Малена».
— Кто здесь Лида? — спрашиваю. Сонные парикмахерши смотрят друг на друга, сидят в креслах журналы читают. На улице дождь льёт. Клиентов нет.