Делион. По следам древней печати
Шрифт:
Что же удерживало местных жителей в такой враждебной местности? Дело в том, что Смрадные болота богаты торфом – главным топливом Речноземья, именно отсюда вывозится торф, чтобы обогревать многочисленные замки речных земель. Но помимо торфа, в топях добывают местную руду. Да, она не столь качественная, как гасконское железо, по для пик, копий и умбонов щитов столь нечистая с примесями руда вполне подходит.
Практически всю дорогу от Диньера, где не состоялась роковая казнь мальчишки, путники ехали молча, пока наконец не сделали привал в овраге с валежником. Лошади устали
У него было много вопросов к рыжебородому воину, однако Флавиан был так сильно измотан, что его язык не мог связать и двух слов. Рыжий ехал молча и не тревожил спасенного пастуха, хотя видимо он был совсем не разговорчивым. Однако воин вел их, как заправский следопыт, выслеживающий дичь, выбирая звериные тропы и минуя глубокие и смрадные топи. Пока они не оказались здесь, в этом чудесном овраге, который, как казалось, миновала окрестная влажность. Флавиан прислонился спиной к корням какой-то большого болотного дерева и задремал. Но быстро проснулся от холода и дрожи, к счастью для пастуха, рыжий занимался тем, что разводил костер.
Рыжебородый сделал несколько ударов кремня о кресало и сноп искр тут же воспламенил трут. Пламя не вспыхнуло и спутник Флавиана начал раздувать огонь, пока не добился своего. Огонь был тусклым, а хворост слишком влажным, поэтому от костра повалил едкий столп дыма. Несмотря на это, Флавиан обрадовался костру и подсев поближе, протянул руки к танцующим в серой дымке языкам огня.
Рыжий греться не стал и куда-то ушел, однако вскоре вернулся с бурдюком в руках и протянул его Флавиану.
– Грейся, – впервые за долгое время рыжий произнес слово.
Его голос был безжизненный, можно сказать потусторонним. В нем не слышалось ни одной из эмоций, ни радости, ни печали, ни горести или злости. Впрочем, и на веснушчатом лице спутника за все время не появилось ни одной эмоции. Единственный жест, который выдавал в нем живого человека, а не восставшего бездушного мертвеца – поглаживание огненно-рыжих усов.
Флавиан взял бурдюк, откупорил его и кивнул своему спасителю в знак благодарности. Сделав несколько глотков он был приятно удивлен тому, что в его организм попало терпкое, приятное на вкус вино. Он жадно проглотил еще половину фляги, совершенно позабыв о каких-либо норм приличий.
– Спасибо, – пастух утер губы рукавом своей грязной и засаленной рубахи, в которой его еще несколько стражей назад вели на казнь. – Меня зовут Флавиан.
Воин, сидевший с другой стороны костра, повернулся лицом к юноше, и пастух впервые посмотрел в его глаза… Глаза, которые словно смотрели через все твои сущности в никуда. Его взгляд был безжизненным и, как и голос, не выражал никаких эмоций.
– Я знаю, как тебя зовут, Флавиан, – ответил тот. – Мое имя – Галарий.
«Галарий», – подумал про себя пастух.
Тысячи вопросов возникло в голове Флавиана, и он даже не знал, с чего начать. Кто он такой? Почему Галарий его спас? Откуда он знал, что Флавиана ожидает казнь? Куда они направляются?
– Я вижу твое лицо, – голос Галария был подобен стали, скованной льдом. – Здесь, нас могут услышать.
Тон рыжего говорил о том, что он не готов сейчас отвечать на вопросы Флавиана. От этого, почему-то, настроение пастуха резко упало, и он подвинулся к костру, пытаясь насладиться теплом ласкающегося, словно домашний щенок, пламени. Это сравнение заставило его вспомнить о Снежке и в его животе засвербело чувство тревоги.
«Где ты, мой четвероногий друг? Я надеюсь тебя и Аргия боги уберегли от того, что случилось со мной», – Флавиан вдруг ужаснулся от того кошмара, в котором он проболтался о печати.
Ему стало не по себе и теперь даже кострище, где раздавался треск горящих сучьев, не согревало его, и он почувствовал дрожь по всему телу. Аргий может быть в опасности, но как пастух может помочь ему, даже не зная, где сейчас его друг? Тепло костра сделало свое дело и Флавиана сморило в глубокую дрёму.
***
Когда Галарий нашел лошадей в том месте, где и ожидал их увидеть, а именно у мельника, неподалеку от города, где не состоялась казнь, то Флавиану стало понятно, что этот побег был отчасти продуман самим рыжебородым и тем, кто ему помогал. Причем в этот сговор были включены и некоторые из стражников, что открыли ворота товарищам Галария, и перерезали горло лучникам на башнях. Получается, что и мельник, чья мельница находилась в окрестностях, близ протекающей реки, знал о том, что случится в тот день. Флавиан не решался все это время задать вопрос своему спасителю, кто он такой и за что его приговорили к казне. Мальчишка мог был быть уверен только в том, что Галарий могучий воин, который словно бы сошел со страниц древних сказаний. Но кем являлся рыжий на самом деле, Флавиан даже не догадывался.
– Просыпайся, – тяжелая рука Галария легла на плечо пастуха.
Когда Флавиан открыл глаза, он увидел, как через кроны деревьев с трудом пробивается золотистая утренняя зарница. Костер ярко горел, видимо воин не сомкнул и глаза за всю ночь. Одежда Флавиана теперь на воняла месячным потом, а полностью пропахла дымом от костра. Но было холодно, не прогревшееся земля забирала у своих гостей их тепло. Сетьюд смог кое-как встать на ноги и подошел к костру почти вплотную. Тем временем, Галарий занимался с лошадьми, отвязывая их от деревьев.
– Куда мы направляемся? – решил задать вопрос пастух, потирая свои слипшиеся глаза.
– В Верхние Руды, – ответил рыжий воин, не оглядываясь на спутника.
Он снял со своей лошади махровую суму и бросил ее Флавиану. Тот неуклюже поймал ее. Увесистая сума была с потертостями и несколько раз штопалась.
– Что это?
Галарий вновь не обернулся и продолжал заниматься своей лошадью. Обе кобылицы были чем-то напуганы или встревожены, переступаясь с ноги на ногу. Рыжий пытался их успокоить.