Дело беспокойной рыжеволосой
Шрифт:
Доктор Грин принимается перечислять все побочные действия, а я сижу, парализованная от облегчения, и не понимаю ни слова. Я думаю о том, что скорее готова вытерпеть дюжину странных женщин, стоящих в изножье моей кровати, чем признаться Кристиану в том, что я беременна.
— Ана! — рявкает доктор Грин. — Идите сюда.
Она отрывает меня от раздумий, и я с готовностью закатываю рукав.
Кристиан закрывает за ней дверь и с опаской смотрит на меня.
— Все
Я молча киваю. Он наклоняет голову набок и озабоченно спрашивает.
— Анастейша, в чем дело? Что сказала доктор Грин?
Я качаю головой.
— Через семь дней ты сможешь ни о чем не беспокоиться.
— Через семь?
— Да.
— Ана, в чем дело?
Я сглатываю.
— Так, ничего особенного. Пожалуйста, Кристиан, не приставай.
Он встает передо мной. Берет меня за подбородок, запрокидывает назад мою голову и смотрит мне в глаза, пытаясь понять причину моей паники.
— Скажи мне, — резко говорит он.
— Мне нечего говорить. Я хочу одеться. — Я резко дергаю головой и высвобождаю свой подбородок.
Он вздыхает и проводит рукой по волосам, хмуро поглядывая на меня.
— Пойдем под душ, — говорит он наконец.
— Конечно, — рассеянно бормочу я, и он кривит губы.
— Пошли, — с обидой говорит он, решительно берет меня за руку и идет к ванной.
Я тащусь за ним. Плохое настроение не только у меня. Включив душ, Кристиан быстро раздевается и лишь потом поворачивается ко мне.
— Я не знаю, что тебя расстроило, или ты просто не выспалась, — говорит он, развязывая на мне халат. — Но я хочу, чтобы ты сказала мне причину. Мое воображение подсовывает мне всякую всячину, и мне это не нравится.
Я закатываю глаза от досады, а он сердито щурится. Черт!.. Ладно, скажу.
— Доктор Грин отругала меня за то, что я пропустила прием таблеток. Она сказала, что я могла забеременеть.
— Что? — Он бледнеет, его рука застывает в воздухе.
— Но я не беременна. Она сделала тест. Это был шок, вот и все. Я не могу простить себе такую глупость.
Он заметно успокаивается.
— Ты точно не беременна?
— Точно.
Он шумно переводит дух.
— Хорошо. Да, понятно. Такая новость способна огорчить.
Я хмурюсь. Огорчить?
— Меня больше беспокоила твоя реакция.
Он удивленно морщит лоб.
— Моя реакция? Ну, естественно, я испытываю облегчение… ведь это был бы верх беспечности и плохих манер, если бы ты залетела по моей вине.
— Тогда, может, нам лучше воздерживаться? — прошипела я.
Он удивленно смотрит на меня, словно на результат научного эксперимента.
— У тебя сегодня плохое настроение.
— Просто я испытала шок, вот и все, — хмуро повторяю я.
Схватив за отвороты халата, он тянет
— Ана, я не привык к таким капризам, — бормочет он. — Следуя своим природным наклонностям, я бы выбил их из тебя, но серьезно сомневаюсь, хочешь ли этого.
Дьявол!
— Нет, не хочу. Мне помогает вот что.
Я крепче прижимаюсь к Кристиану, и мы стоим целую вечность в странных объятьях: Кристиан голый, а я в халате. Я снова поражена его честностью. Он ничего не знает о нормальных отношениях, я тоже, не считая того, чему я научилась от него. Он просит веры и терпения; может, мне надо сделать то же самое.
— Пойдем под душ, — говорит Кристиан, разжимая руки.
Он снимает с меня халат, и я иду за ним под водный каскад, подставляя лицо под струи. Под гигантским душем нашлось место для нас обоих. Кристиан берет шампунь и моет голову. Потом передает флакон мне, и я тоже моюсь.
Ах, как хорошо! Закрыв глаза, я наслаждаюсь очистительной, теплой водой. Когда я промываю волосы от шампуня, Кристиан намыливает мне тело: плечи, руки, подмышки, груди, спину. Ласково поворачивает меня спиной, прижимает к себе и продолжает намыливать живот, бедра, умелые пальцы моют у меня между ног — х-м-м — и мой зад. Ах, это так приятно и так интимно. Потом снова поворачивает лицом к себе.
— Вот, — говорит он спокойно, вручая мне жидкое мыло. — Смой с меня остатки помады.
Я испуганно таращу глаза. Он пристально смотрит на меня, мокрый и прекрасный, а в его замечательных ярко-серых глазах не читается ничего.
— Только, пожалуйста, не отходи далеко от линии, — просит он.
— Хорошо, — бормочу я, пытаясь постичь огромное значение того, о чем он меня попросил, — прикасаться к нему по краям запретной зоны.
Я выдавливаю на ладонь немного жидкого мыла, тру руки, чтобы образовалась пена, кладу их ему на плечи и осторожно смываю пятна красной помады. Он затих и закрыл глаза, лицо бесстрастное, но дышит учащенно, и я знаю, что это страх, а не похоть. Поэтому я стараюсь быстрее закончить эту пытку.
Дрожащими пальцами я тщательно намыливаю и смываю линию на боках грудной клетки; он судорожно сглатывает, на челюсти желваки от стиснутых зубов. Ох! У меня сжимается сердце и растет комок в горле. Нет, нет, только бы не заплакать!
Я останавливаюсь, подливаю в ладонь мыла и чувствую, что он немного расслабился. Я не могу поднять на него глаза. Мне невыносимо видеть его боль, невыносимо. Теперь моя очередь сглатывать.
— Нормально? — спрашиваю я, и в моем голосе слышится дрожь.