Дело чести
Шрифт:
"Скажи мне, остальное", сказала она, и ее голос был так же суров, как до этого был его, ребристый со стальным самоконтролем, борющийся чтобы сдержать темноту.
"Эндрю и Миранда взяли Рауля на вечеринку Клариссы," сказал он, и ее сердце, казалось, остановилось. "Твой отец и близнецы тоже должны были быть там, но произошла какая-то задержка. Они были в пути между Мантикорой и Сфинксом, когда атакующие нанесли удар. Они просто пролетели мимо и это прекрасно, а Эндрю, Рауль, и Линдси заскочили к дому твоих родителей, чтобы забрать твою маму. Они не добрались до Клариссы, также, но
Он покачал головой, и она закрыла глаза. Только, не Миранда, Боже, молилась она. Только, не Миранда!
Она услышала обоих котов плачущих их собственную похоронную песнь, и новая судорога мучения прошла через нее.
Конечно, подумала она. Конечно Фаррагут был с ней. И не удивительно, что Тоби позаботился, чтобы Хэмиш, и я могли быть одни, когда он мне скажет.
"Эндрю"? она услышала как спросил ее??голос. "Рауль и Мама?"
Взгляд которым он посмотрел на нее наполнил ее ужасом. Ее собственное потрясение, горе и боль угрожали утопить вселенную, но даже через это, она почуствовала его мыслесвет. Знание, что он хотел бы вырвать свое собственное сердце чем принести бы ей эту новость.
"С Раулем и твоей мамой все хорошо," он сказал быстро, затем резкий, уродливый звук родился глубоко в его горле. "Ну, так хорошо, как с ними могло быть. Но они были слишком близко к Явата Кроссинг вовремя удара. Эндрю вытащл их обоих и Линдси наружу, перед ударом, вовремя, с ними все хорошо, хотя Линдси получила ужасный перелом ключицы.
Но — ".
Его руки скользнули вниз и обняли ее.
"Ему не хватило времени, любимая," прошептал он. "Он вытащил троих наружу, но он и Иеремии были все еще в лимузине, когда взрывная волна ударила в него."
Хонор Александр-Харрингтон забыла, что во вселенной могла быть такая большая боль. Она знала, что это чудо ее мать и ее сын выжили, и она знала, что она никогда не сможет выразить, как невыразимо благодарна за этот невероятный подарок.
Но этот дар пришел вместе с темной ценой и личной агонией, это был последний подарок, последнее чудо, которое Эндрю Лафолле ей дал. И теперь, последний — и самый любимый — из ее первых грейсонских телохранителей ушел.
Я сделала его телохранителем Рауля, чтобы сохранить его. Чтобы держать его подальше от меня, от того, как люди продолжают умирать за меня. Мысли сочилась через разрывы боли. Я пыталась. Боже, я старалась сохранить его.
Она не справилась. Она знала, что это на самом деле не ее вина, так же, как она знала, что если Эндрю знал бы точно, что должно было случиться, он сделал бы то же самое. Ее телохранитель умер точно зная, что он делает и, зная, что он справился. Это было то, что со временем сможет помочь ей справиться с чувством опустошения, но не сейчас. Пока еще нет.
"Твоя мать настаивала, что все они — в том числе и твой отец — перейти в Белую Гавань, чтобы быть вместе с Эмили," голос Хэмиша дошел до нее через несколько секунд из темной пустоты, которая окружила ее. "Это было ее официальный аргумент. Главным образом, хотя… Главным образом, я думаю, это был предлог, чтобы держать твоего отеца подальше от Явата Кроссинг. Он не мог бы ничем там помочь, Хонор. Не после того что произошло.
"Конечно, нет." Она чувствовала, что слезы текли, и вину, которую она чувствовала прежде, сознание неудачи, было ножом в ее сердце. "Мать права. Как обычно."
"Я знаю", тихо сказал он, меняя положение, чтобы ее лицо уткнулось ему в плечо, в то время как Нимиц и Саманта крепко обнимались рядом с ней.
"Так или иначе" она услышала свои слова, сталь ушла из ее голоса, ее заменила мертвая, побежденная вялость, "Я никогда не думала об этом. Никогда не волновалась по этому поводу — на самом деле.
Я думала что… но я теперь знаю лучше. Я никогда не думала, что это может случиться. Что я позволю этому случиться".
"Не ты!" тихо и яростно сказал он. "Не было ни одной, чертовой возможности, чтобы ты смогла не допустиь этого, Хонор."
"Но мы должны были ее иметь. Мы были должны. Это наша работа, Хэмиш, какая от нас польза, если мы не можем делать нашу работу"?
Хэмиш Александер-Харрингтон слышал горе, боль, в этом мертвом сопрано, и он понимал ее. Лучше, чем он когда ни будь понимал что ни будь в своей жизни, в этот момент он понимал, что именно его жена чувствовала, потому что тоже самое чувствовал и он сам. Но его руки обнимали ее, и он тяжело покачал головой.
"Ты не обдумала единственную вещь, которую понял я," сказал он ей. "Это не было "работой" одного человека, Хонор, это была работа Адмиралтейства. Так, поверь мне, любимая, нет ни одной уродливой и злобной мысли которую ты думаешь о себе, которую я еще не думал о себе. Но мы оба не правы. Да, предотвратить случившиеся было тем, чему посвящены наши жизни с тех пор, как мы одели форму. Но тебя даже не было здесь, когда это случилось, и никто не предвидел такой поворот событий. Никто не заснул на дежурстве, Хонор. Никто ничего не проигнорировал. Каждый из нас, черт возми, делал свою работу, точно так, как мы были должны, но на этот раз этого просто не хватило. Кто-то прошел мимо нас, потому что они пришли таким образом, который никто не мог предсказать".
Она застыла в его объятиях, и даже без ее эмпатической способности, он мог буквально чувствовать, ее попытки отвергнуть его слова, что бы продолжить мучить себя. Но он не мог допустить этого — не руками, не горячими объятиями его сердца. Он удерживал ее безжалостно, зная, что она могла чувствовать его чувства, зная, что она не могла убежать от его любви.
Эта напряженность длилась долгий, долгий миг, но затем, она провисала на нем, и он чувствовал как глубокие, почти беззвучные рыдания начали сотрясать ее. Он снова закрыл глаза, прижимая ее к себе, качая ее в своих объятиях и любови.
Он так никогда и не узнал, как долго они так сидели. Казалось, это продолжалось вечно, пока она немного не сдвинулась и положила голову ему на плечо, он вытащил из кармана платок и вытер ей глаза.
"Лучше"? спросил он очень тихо.
"Немного", ответила она, хотя и не была уверена, что это на самом деле правда. "Немного".
"Мне очень жаль, любимая", мягко сказал он снова.
"Я знаю". Она похлопала по руке по-прежнему нежно обнимающей ее. "Я знаю".
Они еще немного помолчали, затем она глубоко вздохнула и села прямо.