Дело Габриэля Тироша
Шрифт:
«Габриэль», обратился я к нему в смущении, – хотел вас о чем-то спросить. Извините меня, но вы можете не отвечать, если это против вашего желания».
«О чем это?»
«Эта девушка на фото, – пробормотал я, – кто она?»
Лицо его побледнело, в глазах проступила печаль.
«А-а, – сказал он, – оставим в покое души, которых нет в живых».
Затем, после паузы, добавил:
«Это моя сестра… Сестра Лили. Почему ты спросил?»
Я молчал, не в силах отыскать какой-либо ответ, близкий к истине, которую скрывал.
«Потому что мы похожи друг на друга, да?»
«Да, – произнес я с облегчением, – очень похожи».
Глава тринадцатая
1
События 1936
«Просто глупость говорить об этом – «событие». Мы имеем дело не с толпами, которые собираются, чтобы идти убивать, а затем делить награбленное, а с настоящими военными действиями во имя политических целей. Потому слово «событие» не подходит к ним, как подходило, быть может, в 1929 году».
Он, шаг за шагом, анализировал политические процессы, которые привели к агрессивным действиям.
«Перед нами не случайная кучка убийц и террористов, а вооруженное восстание против увеличивающегося в последние годы еврейского населения, против властей, которые дали евреям эту возможность, и, главное, против того, что в один из дней здесь возникнет национальный дом нашего народа. Время начала восстания, которое было выбрано как раз после предложений абсолютно проарабской «законодательной комиссии», указывает на то, что у арабов нет намерений – показать какую-либо склонность к компромиссу, даже если он в их пользу. Их устраивает лишь полное уничтожение сионистского предприятия. Международное положение играет им на руку. Германия и Италия пытаются добиться их дружбы, чтобы направить против Британии. Сами же арабы пытаются доказать англичанам, что это не просто стихийное выступление, а настоящее восстание, и не стоит потерять поддержку со стороны арабов во имя каких-то обещаний еврейскому народу».
Мы помнили, как Габриэль еще на первых наших встречах предвидя, благодаря своему математическому уму и логике, говорил о грядущих столкновениях, которые превзойдут по силе все, что было до них. Помню, эти черные пророчества казались нам сильно преувеличенными на фоне тех спокойных дней. Евреи прибывали в страну массами, привозя серебро и золото, чтобы осуществлять планы большого строительства. Верховный наместник сэр Артур Вокхоп, в отличие от прежнего наместника относящийся с симпатией к евреям, посещал поселение за поселением, дискуссируя с крестьянами – евреями и арабами – о шансах на урожай. Мы не верили, что пророчество Габриэля стоит на пороге ближайших дней и что кровавые цветы тридцать шестого года взойдут из земли вместе с колосьями пшеницы и ржи в начале лета.
«Тревожитесь ли вы о будущем?» – спрашивали мы, видя его хмурое и напряженное лицо, склонившееся над утренней газетой.
«Вовсе нет. Счастье наше, что дело арабов в арабских руках, и мы не освобождены от необходимости спустить их дело в преисподнюю».
Он развернул перед нами впервые программу действий, и в ней мы ощутили судьбу каждого из нас, как запах пороха.
«Самое главное, знать планы врага. Когда они нам раскроются, надо их сорвать. Если арабы хотят доказать, что они решающая сила в этой стране, нет у нас иного выхода, как доказать обратное».
«Как это сделать?» – не задумываясь, спросил Дан.
«Следует превратить страх перед арабами в страх перед евреями. В этом все дело».
«Это ведь так просто», – уронил я.
Габриэль бросил на меня один из тех взглядов, от которых во мне всегда возникало желание зарыться с головой в песок.
«Это не так просто, но и не столь трудно, чтобы невозможно было сделать».
И тут же добавил, отчеканивая каждое слово, как чеканят молотом:
«Атакующие и диверсионные группы должны по ночам входить в центры сел, где находятся арабские банды, нейтрализуя их неожиданными ударами и сея среди них страх. Следует оставлять такие следы, на которые будет указывать каждая арабская мать и говорить сыновьям: видите? Это сделали евреи. Следует этой матери дать новую формулу молитвы, которую она будет произносить, расставаясь с сыном: храни тебя, Господь, от евреев».
2
Незадолго до начала событий нас призвали в ряды «Хаганы». Занимались этим ребята из восьмого, последнего класса гимназии. Мы уже знали, что они принадлежат к организации. Все происходило в ускоренном темпе, на переменах между уроками. Старшеклассник подзывал семиклассника кивком головы, и оба прогуливались вдоль беседки гимназического сада.
«Слышал ли ты об организации «Хагана»? – спрашивал старшеклассник, сохраняя невозмутимое выражение лица.
«Да», – был ответ. Даже те, которые не очень-то были в курсе, отвечали утвердительно, чтобы не унизиться перед одноклассниками.
«Согласен ли ты, что пришло время вступить в эту организацию?»
И тут обычно ответ был утвердителен, за исключением некоторых трусов, бормочущих о том, что они должны спросить об этом у родителей.
Тут же парню назначались время и место, куда он должен был явиться для официального вступления в организацию. При этом его строго предупреждали никому об этом не рассказывать, даже домашним и самым близким друзьям. Чаще всего парень являлся в назначенное время и место перед приемной комиссией, которая сидела за столом в полутемной комнате. Он слышал серьезный голос, от которого несколько замирало дыхание, который объяснял новобранцу, что от него требуется. Затем отвечал на несколько вопросов, выражая согласие вступить в организацию, заканчивающееся клятвой. С этого момента он считался бойцом «Хаганы», входящим в определенное подразделение. Подростки вступали в подразделения «связных».
И мы в один прекрасный предвесенний день были вызваны восьмиклассниками, и были направлены в определенное место вечером того же дня, представ перед комиссией. Перед этим все мы, пятеро, собрались, чтобы обменяться мнениями. Естественно, предупреждение старшеклассников никому ничего не рассказывать, не произвело на нас ровно никакого впечатления. Мы давно ничего не таили друг от друга, за исключением семейных и сугубо личных дел.
Но самым удивительным было то, что одному из нас, только одному мы колебались рассказать. Со всем уважением и близостью к господину Тирошу, который, по сути, был скрепляющим камнем в нашей, если можно так сказать, арке пяти юных душ, накрепко связанных друг с другом, неожиданно он предстал чужим нам взрослым, которого не следует посвящать в тайны нашей юности. Среди нас возникли разногласия, стоит ли нарушать приказ «Хаганы». Тем более, один из восьмиклассников особо предупредил: не рассказывать ни одному учителю. И тут словно бы проснулась как от дурного сна Айя, глаза ее метали молнии:
«Что с вами? – гневно сказала она. – От него мы должны скрывать то, во имя чего он учил нас целую зиму?!»
Мы почувствовали себя глубоко виноватыми, мы смотрели на нее с благодарностью, как на человека, который всех нас остерег от греха. Решили вечером, перед тем, как идти нам в назначенное место, мы придем к Габриэлю и сообщим ему о предстоящей нам встрече.
Явиться в назначенное место мы должны были в семь часов. Поэтому пришли к нему в шесть и не нашли его дома. Возвращались из предместья Бейт-Исраэль, явно пав духом. Теперь уже особенно странной виделась нам идея вступления в ряды «Хаганы», не сказав об этом Габриэлю.