Дело Ливенворта (сборник)
Шрифт:
– Это Клеверинг, – сказал сыщик. – Вне всякого сомнения.
– А теперь, – продолжил я, – относительно общего настроя и содержания.
И, вернувшись к началу, я прочитал вслух слова по порядку, продолжительностью пауз отмечая размеры пробелов. Получилось примерно следующее:
Мистеру Хор –
Дорогой –
– племянница, которую Вы-стои-любви и всего довер -любой другой человек, мо -екрасна, так очар –а лицом, тел –речами –ждой розы есть –за не исключение –как она
Если –не вери –глядя в –жесток –лицо, –кто –Ваш –нный слуг
– Похоже на жалобу на одну из племянниц мистера Ливенворта, – заметил я и вздрогнул от собственных слов.
– Что с вами? – спросил мистер Грайс.
– Я слышал, как об этом письме говорили, – промолвил я. – Это и есть жалоба на одну из его племянниц, и ее написал мистер Клеверинг.
И я передал ему рассказ мистера Харвелла.
– А-а, значит, мистер Харвелл решил заговорить? А я думал, он зарекся распускать слухи.
– Последние две недели мы с мистером Харвеллом виделись почти ежедневно. Было бы странно, если бы он ничего не говорил.
– И он говорит, что читал письмо, написанное мистером Клеверингом мистеру Ливенворту?
– Да, но конкретные слова он уже забыл.
– Эти остатки могут помочь ему вспомнить остальное.
– Я бы не стал сообщать ему о существовании этой улики. Я не хочу доверять людям, без которых мы можем спокойно обойтись.
– Я вижу, – сухо обронил мистер Грайс.
Не подав виду, что заметил издевку в этом замечании, я снова взял письмо и начал выбирать обрывки слов, которые, как мне казалось, мы можем восстановить, такие как: Хор–, стои–, –екрасна, очар–, растопт–, способн–, слуг–.
Покончив с этим, я предложил дописать слова, необходимые для полноты предложений: Ливенворт после Хорейшо; сэр после дорогой; есть с возможным у вас перед племянница; возможное шипы в конце фразы у каждой розы есть; вы после если; мне после верите; прекрасное между жестокое и лицо.
Между колонок подобранных таким образом слов я вставил пару словосочетаний, после чего получился приблизительно такой текст:
–Хаус», 1 марта, 1876
Мистеру Хорейшо Ливенворту
Дорогой сэр!
(У Вас) есть племянница, которую вы –стоит –любви и всего доверия –любой другой человек, мо –так прекрасна, так очаровательна –она лицом, телом и речами. Но у каждой розы есть шипы, и (эта) роза не исключение –как она ни мила, как ни очаровательна, как ни нежна, она способна растоптать –кто доверял ей –сердце –с
Если не верите, спросите, глядя в ее жестокое, прекрасное лицо, кто ее и Ваш смиренный слуга.
– Думаю, пока хватит, – сказал мистер Грайс. – Общий смысл понятен, а это все, что нам сейчас нужно.
– Общий смысл совсем не лестный для леди, которая здесь упоминается, – заметил я. – Должно быть, он таил какую-то сильную обиду, если позволил себе говорить таким языком о той, которую все называли нежной, очаровательной, прекрасной.
– Обиды нередко стоят за загадочными преступлениями.
– Мне кажется, я знаю, в чем здесь дело. Но, – увидев, как он снова посмотрел вверх, сказал я, – вынужден не разглашать свои подозрения. Мою версию пока ничто не поколебало, и до определенной степени она подтверждается. Это все, что я могу сказать.
– Значит, это письмо не дало звена, которое вам было нужно?
– Нет. Это ценная улика, но это не то звено, которое я сейчас ищу.
– Однако это ценная улика, иначе Элеонора Ливенворт не стала бы так стараться сначала забрать ее, как она это сделала, со стола дяди, а потом…
– Подождите, почему вы думаете, что это та самая бумага, которую она взяла или предположительно взяла со стола мистера Ливенворта в тот роковой вечер?
– Как же? Да хотя бы то, что ее нашли с ключом, который, как нам известно, она бросила в камин, и то, что на нем были пятна крови.
Я покачал головой.
– Почему вы качаете головой? – спросил мистер Грайс.
– Потому что меня не убеждают ваши доводы.
– Почему же?
– Во-первых, Фоббс не говорил, что видел у нее в руках какую-нибудь бумагу, когда она наклонялась над огнем, из чего можно заключить, что обрывки бумаги находились в угле, который она бросила в камин, а, признайте, было бы довольно странно, если бы она спрятала туда бумагу, которую с таким трудом добыла; и, во-вторых, тот факт, что обрывки свернуты в трубочки, как будто из них делали папильотки или что-то подобное, чего ваше предположение не объясняет.
Взгляд сыщика обратился в сторону моего галстука – никогда еще он не приближался настолько к моему лицу.
– Вы светлая голова, – сказал он. – Очень светлая. Я восхищаюсь вами, мистер Рэймонд.
Несколько удивленный и не особенно довольный этим неожиданным комплиментом, я с сомнением посмотрел на него, потом спросил:
– А что вы думаете об этом?
– О, вы же знаете, у меня нет своего мнения. Я избавился от него, как только передал дело в ваши руки.
– И все же…
– О том, что письмо, остатки которого мы имеем, лежало на столе мистера Ливенворта во время убийства, известно. Известно и то, что мисс Элеонора Ливенворт взяла со стола какую-то бумагу, когда тело унесли. Также мы знаем, что она, услышав о том, что ее действия не остались незамеченными и начался разговор о ключе и бумаге, попыталась прибегнуть к хитрости, чтобы обмануть бдительность приставленного к ней соглядатая, и ей это удалось – она бросила ключ в камин, в котором впоследствии были найдены эти обрывки. Вывод делайте сами.