Дело молодых

Иевлев Павел Сергеевич

Быдловатый, не по-хорошему нахальный, одетый натуральным гопником, с одутловатым неприятным лицом толстенький типчик небольшого росточка — нетрезвый, да ещё и с подбитым глазом. Смотрелся он рядом с ней, как дворовый кабыздох рядом с выставочной гончей. Мне немедля захотелось подбить ему второй глаз, но я, естественно, воздержался — его и так природа наказала. Я сначала даже подумал, что я таки пристрастен. Ну, может быть он просто выглядит таким уродом, а на самом деле играет на саксофоне и пишет прекрасные стихи «под Мандельштама». Или хотя бы эти стихи читает. Но нет — лексикон однозначно указывал на то, что читает он, в лучшем случае, газету «Спорт-Экспресс», и то по слогам. И как-то поблекло очарование феи, ибо стало очевидно, что она — дура. Не в смысле скудости ума, а в том смысле, в каком бывают беспросветными дурами даже умнейшие женщины.

Не раз и не два в своей жизни я наблюдал,

что лучшие из женщин — умные, прекрасные, утончённые и неземные — выбирали себе в спутники жизни омерзительнейших типов. Настолько омерзительных, насколько были прекрасны сами. И мучились, и страдали, и находили в себе силы порвать с ними — для того, чтобы немедленно найти себе типчика ещё гаже. А безнадёжно влюблённых в них отличных мужиков — спортсменов, джентльменов, умников и красавцев — они при этом лишь сочувственно гладили по голове и предлагали «остаться друзьями». И столь часто я видел это, что, пожалуй, сочту за правило жизни.

Думается мне, что так уж устроен этот мир: не должно в нём плодиться и размножаться прекрасное. Не для того он предназначен. И потому мудрая природа непременно подсунет прекрасной женщине гаденького мужичонку, отличному мужику — корявую стерву, умнице — туповатого гоблина, а гениальному математику — деревенскую корову. Чтобы генотипы их усреднились, и потомство не слишком выбивалось из общего серого фона. Ибо нефиг. А то вот посмотришь на такое неземное создание, и сразу хочется странного. То ли музыки и цветов, то ли водки и кому-нибудь в глаз. А должна быть, мать её, гармония.

А гопник, меж тем, методично и со знанием дела доводил девушку до слёз. Удивительный жизненный факт — вроде ума в таких типах не больше, чем в аппарате для чистки ботинок, а поди ж ты, в умении делать больно слабым нет им равных. А уж если кому повезло попасть в эмоциональную зависимость к такому — всё, глуши мотор, сливай масло. Будет тешить комплексы, берегов не чуя. Уж не знаю, в чём там у них был повод, но топтался он по ней от души: «Ты чо, совсем, бля, дура! Ты чо, коза, не врубаешься? Совсем, сука, тупорылая овца, бля?» — ну, такой приблизительно месседж. Девочка чего-то там пыталась лепетать оправдательное, но слёзки уже катились, а этот типочек прям заходился от удовольствия. Вот-вот кончит, паскуда. И ведь так вот он об неё ноги вытрет, до истерики доведёт, а потом «простит», потреплет за ушком снисходительно, и побежит она за ним щеночком дальше. И понимаешь, что ничего с этим не поделать, и сама она себе такое счастье выбрала, и вот так вот жизнь устроена, а смотришь — и как в душу насрали. И знаете, что самое правильное в такой ситуации? Отвернуться и забить. Потому что не в гопнике этом проблема-то. Случись у такой барышни каким-то вывертом бытия хороший любящий молодой человек, который на руках её носить готов — так сбежит она от него к такому вот гоблину. Мучиться будет, сама себе не простит, но сбежит всё равно. Так что, повторюсь: правильно — забить и отвернуться. Но когда это я поступал правильно?

Правды ради, он сам нарвался. Я б порефлексировал насчёт несовершенства бытия, да и остался кофе допивать. Я ж тут по делу, в конце концов, Старого, вон, жду. Обратно, если б девица была не столь собой хороша, и не наблюдай я весь этот блядский данс макабр, я бы гоблина этого просто проигнорировал. Если его мама манерам не научила, то мне тем более недосуг. Но вот так совпало, что, вставая, он отшвырнул стул и тот прилетел мне углом сидения в колено. Фигня, но неожиданная боль на общем фоне сорвала с ручника, а когда он ещё добавил в мой адрес: «Расселся тут, бля, мудак», — то чего уж тут дальше ждать было? Не знаю, с чего это он этак края потерял — может, настроившись измываться над слабым, не успел переключиться в реальность. И я хорош, конечно, — мне бы вывести его на улицу и там спокойно отмудохать, но нет, прям посреди макдака я ему для начала размазал об табло стакан с остатками кофе, а потом, благо руки освободились, добавил симметрии под второй глаз, вломил прямым с правой в центр масс и отвесил сочного пенделя грязным гаражным бёрцем как раз туда, куда нужно, чтобы такие не плодились. Я не бог весть какой боец, но школа жизни — она школа капитанов, ну и физическая форма неплохая. Порули-ка УАЗом без гидрача! В общем, снесло его, как грузовиком, и я уже примерился окончательно выразить своё неудовольствие его поведением, пока он не встал. Потому что бить лежачего, может быть, и некрасиво, но очень полезно и эффективно. Однако тут в дальнюю дверь вошли Дед Валидол и Сандер, а в ближнюю, как назло, лихо ввалился наряд ППС-ников. Уж не знаю, чего там себе подумали Валидол с Сандером, но ППС-ники расшифровали нашу мизансцену однозначно

не в мою пользу: поди, видели сквозь стеклянную дверь, как я этому засранцу ни с того ни с сего вломил, и кинулись его спасать от злого хулигана меня. Так что светила мне как минимум приятная ночь в обезьяннике «до выяснения», благо у меня с собой даже документов не было, в гараже они остались, в куртке. А как бы там дальше обернулось — это непредсказуемо. Ведь, как ни крути, а вдарил-то я первым. Не объяснишь же ментам про гармонию мира и несовершенство бытия. Они, поди, про это и сами в курсе, работа такая.

И вот тут-то произошло странное. Только что Валидол и Сандер были у дальней двери, а ППС-ники, сопя, азартно ломились меня вязать, и тут щёлк — Сандер стоит рядом, держит за руки меня и Старого, а менты как будто застыли. Мир вокруг поблек, звуки потухли, и двигались в картинке только мы трое. Кассирша, распяливши ярко накрашенный рот, на полузвуке зависла со своим «свобоооо…», менты, как на фото, отпечатались застывшим предвкушением того, как они сейчас будут меня пиздить, а юная прелестница, с которой всё и началось, приморозилась в позе гарпии, готовой броситься на меня со спины — спасать своего драгоценного уродца. Не, я и не ожидал от неё благодарности, само собой, но всё ж успело это меня неприятно в душе царапнуть. Гармония мира ж, мать её ёп. Щёлк — и мы снаружи макдака, мир всё ещё застыл, и я даже успеваю подумать, что больше сюда не ходок. Запомнили, поди, рожу-то мою антисоциальную, не успеешь картошки пожрать — уже ментов вызовут. Щёлк — и мы в каких-то сраных (в прямом смысле) кустах, мир вокруг стартует, мгновенно набирая прежнюю скорость, а Сандер, закатив глазки, валится на землю, беловато-серый с лица, как казённая портянка. Если бы мы со Старым его не подхватили, лежать бы ему под кустом в продуктах самого что ни на есть физиологического происхождения.

Обалдеть.

Глава 9. Криспи

По дороге к площадке Криспи так засмотрелась на красоты виртуального города, что чуть не забыла, зачем пришла. В виртуальности место дискуссий молодёжи оказалось небольшим амфитеатром, где кольцевые лавки-ступени из белоснежного резного мрамора спускались красивым каскадом к большой каменной арке над центральной сценой. На увитых зелёных плющом ступенях сидели, стояли и прогуливались люди в самых удивительных и причудливых сочетаниях костюмов, макияжей и причёсок. Как будто стайка пёстрых птиц присела отдохнуть. К огорчению Криспи их оказалось немного — десятка два.

— А что, больше никто не захотел прийти? — спросила она у Пеглена.

— Здесь все, — удивился он. — И даже несколько новых лиц. Я впервые вижу такое большое собрание! Всем очень интересно на вас посмотреть.

Да, на них смотрели. Все разговоры одномоментно закончились, воцарилась напряжённая тишина. Правда, к облегчению Криспи, в центре внимания была Туори, которая даже в этом птичнике смотрелась как павлин среди кур. Не очень яркие от природы девушки йири даже с учётом дополненной реальности были блондинке не конкурентки. Кроме того, по заверению Пеглена, заметные опытному взгляду маркеры давали понять, что внешность Туори не синтезирована.

— Они нас поймут? — тихо спросила Криспи.

— Да, переводчик с альтери работает, — подтвердил Пеглен. — В трансморфере вы не заметите разницы.

— Всем привет! — изящно помахала рукой Туори. — Я Туори!

Никто не ответил, но блондинка и не думала смущаться.

— У вас тут красиво! — продолжила она. — Мне нравится. Вот только…

«Надеюсь, она не брякнет сейчас про крошечные члены? — с ужасом подумала Криспи. — С неё станется».

— …Я не очень разобралась, как тут в скинах настраивать украшения, — девушка премило захлопала глазками, — никто не хочет мне помочь? Здесь очень не хватает вот такой круглой блестящей штучки…

Туори повернулась и показала животик:

— Вот здесь!

Аудитория непроизвольно вздохнула.

«Какая хитрюга! — восхитилась Криспи. — Не разобралась она, как же».

Следующие полчаса собравшиеся были недоступны для содержательной дискуссии о проблемах социума, зато напряжение и отчуждение полностью растворились в желании потрогать животик.

«Страшно представить, что бы тут было, если бы она показала сиськи…» — думала Криспи. Однако постепенно проблему с животиком решили, попутно обсудив свежайшие тенденции виртуальной моды, границы допустимого и где пролегает грань между красотой и пошлостью. В какой-то момент Криспи отметила, что давно уже не видит Мерит, но подумала, что та просто сняла трансморфер (Пеглен объяснял, что в местном этикете это чудовищный моветон, но Мерит, кажется, было плевать).