Дело наследника цесаревича

АНОНИМYС

Солдатов скривился: если бы он славно поработал, на его месте сейчас лежал бы сам господин Вахович – или как его там на самом деле зовут – а он, Солдатов, его бы допрашивал.

– Что делать, – вздохнул Нестор Васильевич, – жизнь – игра. Сегодня я в дамках, завтра, глядишь, ситуация изменится, и вы окажетесь на коне. Впрочем, в нашем случае это неважно, поскольку выиграли мы оба. Просто вас судьба наградила чуть большим количеством тумаков…

– Кстати, о тумаках, – сказал Солдатов. – Не могли бы вы объяснить, зачем вы полезли в каюту к наследнику?

Нестор Васильевич пожал плечами: это же очевидно. Надо было понять, насколько положение цесаревича

на борту безопасно. Если бы к нему пробрался Загорский, значит, это смог бы сделать и кто-то другой.

Флейтист покачал головой: о том, что цесаревич под надежной защитой, можно было догадаться. Он проехал уже через множество стран и до сих пор его никто не побеспокоил. Загорский на это возразил, что, насколько ему известно, в этих странах никто цесаревича убивать не собирался.

– А сейчас собираются? – спросил Солдатов.

– Не исключено, – сухо отвечал Загорский. – Вы, простите, в каком звании?

Пленник отвечал что он, ну, скажем, штабс-капитан. Нестор Васильевич полюбопытствовал, где именно он состоит на службе – в Главном ли штабе или непосредственно в дворцовой полиции? Солдатов хмуро заметил, что это ему знать совсем не обязательно.

– Согласен, – кивнул Загорский и задумался. – Как же нам дальше быть?

– Все-таки хотите выбросить меня в море? – буркнул штабс-капитан.

– Следовало бы за ваше упрямство, – отвечал Нестор Васильевич, – однако, боюсь, нашего положения это не улучшит.

– В таком случае развяжите меня, – потребовал Солдатов, – руки уже затекли и болят.

Нестор Васильевич быстро освободил его от пут. Теперь два разведчика сидели рядом на койке и смотрели друг на друга.

– Ну, – сказал Загорский, – раз уж мы нынче в одной лодке, давайте, по крайней мере, подумаем, как нам объединить усилия. Что вам известно о дальнейшем маршруте цесаревича?

Глава пятая

Последний из ниндзя

С утра пораньше, еще до того, как корабельные склянки пробили восемь, пассажиры фрегата «Память Азова» взялись перегружаться на огромный колесный пароход «Цзян Куань», или, говоря по-русски, «Речная ширь». Вызвано это перемещение было тем, что военный фрегат оказался не приспособлен для плавания по рекам. На «Речной шири» имелась своя команда, так что в число избранных, которые попали на этот ковчег, вошли далеко не все пассажиры «Памяти Азова». Изгои, не взятые в число спасаемых, с грустью провожали взглядами своих более удачливых товарищей. В их компанию вошла свита цесаревича, его двоюродный брат, греческий принц Георгий, военно-морской десант, которым командовал капитан первого ранга Бауэр, оркестр, полковник Путята и оба драгомана, Покотилов и Вахович, он же Загорский.

Несмотря на прохладный день, у князя Ухтомского было прекрасное настроение. Наконец-то путешественники смогут взглянуть на настоящий, не испорченный британским владычеством Китай. «Правь, Британия!», «Боже, храни королеву!» и прочие высокопарные лозунги хороши на холодных северных островах, но здесь, в Китае, своя королева, она же императрица Цыси, и свое представление о том, кто должен править Поднебесной и окружающими ее варварскими пространствами.

После загрузки «Речная ширь», хлопая колесами по воде, на полном ходу вышла из залива, направляясь в Кантон, или, как говорят знатоки мандаринского наречия, в Гуандун. От Гонконга до Кантона – 85 морских миль, то есть больше полутора сотен

верст. Спустя несколько часов быстрого ходу пассажиры увидели, как морское течение окрасилось в желто-бурый цвет – признак того, что пароход вошел в устье Чжу-цзян, или Жемчужной реки. В начале речной дельты кораблю пришлось обогнуть так называемый Тигровый остров, для чего он прошел узким проливом, который называется Ху-мынь, то есть Тигровые врата.

Как объяснил его императорскому высочеству Путята, остров назвали Тигровым вовсе не потому, что там множество тигров, хотя, если верить рассказам местных жителей, в старые времена тигров здесь было больше, чем домашних кошек, и они буквально терроризировали добрых желтолицых пейзан: то курицу украдут, то бычка растерзают. Скорее всего, помпезное свое название остров получил оттого, что сама его форма напомнила кому-то тигриную голову. Нельзя исключать и того, что тигровыми, то есть ужасными и грозными, местным жителям казались здешние военные укрепления, которые, впрочем, в середине века легко разметали европейские военные орудия.

На горизонте появилась семиэтажная пагода – верный признак китайской земли. Хранимые в пагодах реликвии вроде зуба Будды или священных сутр должны были, по мысли китайцев, защищать здешние земли от бед и напастей. Оставив за кормой пагоду, пароход двинулся дальше – мимо крестьянских полей, на которых кое-где одиноко росли рощицы фруктовых деревьев.

Наконец вдали показалась городская стена – глазам пассажиров явилась столица провинции Кантон, город Гуанчжоу. Город этот для простоты иностранцы часто зовут Кантоном – как и всю провинцию.

Наследник созерцал город в полном молчании, и нельзя было понять, нравится ли ему Гуанчжоу или нет. А вот на князя Ухтомского здешняя столица произвела двойственное впечатление. Ни о какой архитектуре или просто разумной застройке речи тут не шло, низкие невзрачные дома кое-где перемежались башнями пагод. Некоторое разнообразие в общую унылую картину вносил лишь недостроенный католический собор.

– Что здесь делают католики? – князь вопросительно взглянул на Загорского, с большим интересом озиравшего окрестности.

– То же, что и везде – занимаются прозелитизмом [7] , – отвечал Нестор Васильевич. – Обращать людей в христианскую веру здесь одновременно и легко, и сложно. Легко, потому что народ здесь веротерпимый и спокойно принимает чужую религию. Сложно – потому что европейцам не доверяют ни власти, ни простой народ. Некоторые китайцы полагают церкви чем-то вроде привилегированных клубов, куда могут попасть только те, кто находится на короткой ноге с иностранцами.

Ухтомский предположил, что, вероятно, Гуанчжоу – очень древний город.

7

То есть обращают других в свою веру.

– Не особенно, – отвечал Нестор Васильевич. – Ему – чуть больше двух тысяч лет, да и то по легенде. По китайским понятиям, возраст не самый почтенный.

– А что говорят археологи? – полюбопытствовал князь.

Коллежский советник отвечал, что археологи ничего не говорят по той простой причине, что археологии в Китае нет. Попытки иностранных ученых изучать материальную историю Поднебесной пресекаются здешним правительством, которое находит тысячу резонов, чтобы чужеземцы не копались в их священной земле – не дай Будда, выкопают что-нибудь не то. Таким образом, археологию китайцам прекрасно заменяет мифология.