Дело о государственном перевороте
Шрифт:
– Не знаю, будет ли важно то обстоятельство, полковник Овчинников дважды повторил посему—то: «А где же Свирский?»
– Вы не ошибаетесь?
– Никак нет. Так и сказал: «А где Свирский?»
– Ты не знаешь такого? – Кирпичников, нахмурив лоб, спросил у шофёра.
– Нет, – скривил губы Лохницкий.
– Больше у меня вопросов нет, поэтому не смею задерживать. Только, – Аркадий Аркадьевич помолчал, – только, если, что вспомнишь или увидишь, не сочти за труд сообщить мне. Ведь тебе тоже, видимо, хочется, чтобы
Шофёр кивнул головой и вышел.
Игнатьев с тяжелым вздохом поднялся и сделал несколько шагов по кабинету, хотел что—то спросить, но воздержался. Обернулся и посмотрел на начальника уголовного розыска.
– Что вы думаете о случившемся?
Кирпичников закусил губу, потом наклонив голову к правому плечу, сказал:
– Не скрою, что есть некоторые соображения по поводу услышанного.
– И вы, конечно, со мной не захотите поделиться? – Полковник остановился у стола и начал перебирать какие—то бумаги.
– Николай Константинович, вы имеете желание отобрать у меня хлеб? – Пошутил Аркадий Аркадьевич и серьёзным тоном добавил. – Как во всяком деле, надо поначалу отбросить ненужные элементы, а уж потом высказывать оставшуюся версию, которую, между прочим, нельзя будет разбить никакими доводами.
– Аркадий Аркадьевич, я не собираюсь вмешиваться в ваше расследование, но непременно, как ваш непосредственный начальник, жду от вас, хотя бы, устных отчётов. И ещё одно, – полковник закусил губу, словно собирался выдать большую тайну и в то же время её не оглашать, – вы понимаете, что нападение каких—то бандитов на Керенского переходит все мыслимые и немыслимые границы, бьёт по власти не рядовым памфлетом в листовке, а кувалдой, – Игнатьев постучал пальцем по голове.
– Что вы хотите в таком случае?
– Могу я рассчитывать на вашу откровенность.
– Николай Константинович, мы с вами делаем одно дело – стоим на страже власти, поэтому отбросьте в сторону тайны, секреты, недомолвки, а говорите прямо, без утайки.
– Хорошо, я так и думал, – потом продолжил, – имя Керенского не должно упоминаться в связи с расследованием. – Кирпичников в знак согласия кивнул головой. – И когда выйдете на банду, передайте её мне.
– Как я понимаю, вам надо, чтобы они замолчали?
– Вы правильно ухватили мою мысль, – с облегчением произнёс полковник.
– Скажите, почему всё—таки вы сами не объявите на них охоту? Ведь вы обладаете всей мощью государства?
– К сожалению, я знаю, как найти в городе бунтовщика, а вот преступника, увы. Не могу. Вы более компетентны в этом вопросе.
– Договорились, но как же шофёр?
– О его молчании я позабочусь. Есть ли ещё просьбы?
– Тогда мне хотелось бы осмотреть тело Овчинникова.
– Вы думаете…
– Нет, пока я ничего не думаю, я собираю информацию.
– Я распоряжусь, чтобы вас провели к телу.
– Благодарю.
Кирпичников
Взгляд Парамонова перебегал с дочерей на бандитов, в глаза жене смотреть боялся. Не хотел увидеть в них нескрываемую боль и осуждение, которого раньше никогда не было. Руки нервически теребили пояс халата, словно в нём находилось спасение.
– Мы теряем время, – Сафрон разминал ноги от долгого сидения, – если хозяин не понимает человеческого языка, то придётся с ним разговаривать другим, более ему понятным, – глазами указал Мартыну на жену Парамонова, тот подошёл почти вплотную к ней и обернулся на главаря, который кивком подтвердил, мол, старшую.
Мартын взял за руку женщину, отстранил дочерей и подтолкнул хозяйку.
На лице бандита играла улыбка, словно зверь плотоядно высунул язык в предчувствии добычи.
Сидор Викентьич попытался встать, но рука, надавившая на плечи, не дала ему подняться.
Жена хозяина тридцати двухлетняя миниатюрная брюнетка с длинными пышными волосами повернула голову к мужу, который прикусил нижнюю губу.
– Оно того стоит, – кинул в пустоту главарь.
– Я всё отдам, только не трогайте никого, – Парамонов опять сделал попытку подняться.
– Ты и так отдашь, но, видишь ли, если бы они не дошли до двери, то я бы мог его остановить, а так, извини, Сидор Викентьич, поздно.
Из соседней комнаты раздался шум, хрип, приглушённый голос, словно зажимали рукой рот, потом мужской голос матерно выругался, послышались удары и спустя минут пять в гостиную вернулся Мартын с расцарапанным лицом и, вытирая руку о пальто.
Брови главаря приподнялись в вопросе, что там. Мартын пожал плечами и провёл рукой по горлу.
Сафрон покачал головой.
– Время вышло, где цацки?
Плечи Парамонова поникли.
– Тайник в спальне за комодом.
– Давно бы так, – главарь кинул, – Поручик, Беляк в спальню.
Минут через пять бандиты вернулись с двумя объёмными кофрами назад.
– Это всё? – Сафрон возвышался над хозяином, расставив в стороны ноги и подперев руками бока, смотрел сверху вниз.
Парамонов кивнул и закрыл лицо руками.
– С этими что?
Подошёл к главарю Мартын.
– В расход, – кинул Сафрон и пошёл к выходу.
Нож описал дугу, в центре которой была шея Сидора Викентьевича, он схватился за неё, пытаясь зажать рану рукой. Из горла вырывались хрипы. Дочери завизжали. Мартын схватил одну из них и, зажимая рот, потащил в соседнюю комнату. Вторая девочка делала попытку отбиться от Федяя, но его рука сжала горло. Захрипела, теряя сознание. Федяй здесь же задрал платье и порвал белые панталончики.
Горничной нож пронзил сердце, и она мешком рухнула на пол.
Через четверть часа бандиты сидели в машине.