Дело о государственном перевороте
Шрифт:
– Слишком долго, – Сафрон повернул голову к сидящим сзади, – в следующий раз ждать не буду, будете до хазы добираться пешком. Понятно?
– Сафрон, – начал Мартын, но под гневным взглядом главаря умолк, возражать побоялся. Главарь был гневен.
2.
От Зимнего Дворца до Офицерской улицы рукой подать, идти Кирпичникову по ночному городу не слишком хотелось, тем более что полковник Игнатьев любезно предложил авто. Начальник уголовного розыска не стал отказываться.
В кабинете было зябко и
Аркадий Аркадьевич любил стоять в тишине у окна, когда город ещё не проснулся, а нежится в предрассветном глубоком сне. В нынешний тревожный час улицы были пусты по другой причине, чем в прежнее, начальник уголовного розыска усмехнулся пришедшему в голову слову, царское время. Не видно даже патрулей. Складывалось впечатление, что город, как иногда человек, просто умер.
Потом мысли настроились на служебный лад.
«Сколько в эту минуту творится беззаконий, преступлений?»
Далее начал вспоминать про одного Сафрона, которого пришлось задерживать несколько раз. Так звали в прежнее время Николая Михайловича Сафронова, уроженца Тамбовской губернии, судимого пять или шесть раз. Оказывавшего каждый раз сопротивление при аресте, хотя всегда казалось, что само сопротивление показное, так сказать, для поднятия авторитета, хотя никого из служителей закона не убил и даже не ранил. После февральских событий попал под амнистию. Как лицо пострадавшее от прежнего правительства. Ходили слухи, что он организовал банду где—то на юге. Но сплетни всегда остаются только словами. Если этот главарь Сафрон и он переступил кровавую черту, после которой нет возврата, а только возрастает число жертв, то становится страшно за горожан.
В восемь часов постучал в дверь Кунцевич. Как всегда выбритый, подтянутый, в безукоризненном костюме, только нахмуренный лоб да уставшие глаза выдавали некую обеспокоенность.
– Доброе утро, Аркадий Аркадьевич!
Кирпичников махнул головой в приветствии.
– Ранняя сегодня вы – птица?
– Обстоятельства.
– Значит, нам позволили приносить пользу и дальше? – Мечислав Николаевич, хоть и ёрничал, но произносил слова вполне серьёзным тоном.
– Позволили, – начальник уголовного розыска не знал, с чего начать.
Кунцевич не торопил, а терпеливо ждал.
– Сегодня у меня состоялись разговоры не только с министром Юстиции, но и с человеком, стоящим выше его.
– Сегодня?
Кирпичников кивнул головой.
– С Керенским?
Аркадий Аркадьевич ещё раз кивнул.
– Невероятно? Ночью? Даже не верится, – Кунцевич положил ногу на ногу и развёл руками, приподняв плечи.
– Может быть, невероятно, но происшедшее, увы, не является моим вымыслом.
– Тогда в чём будет заключаться наша служба? Не в освобождении же преступников, которых мы сами и ловим?
– Нет, Мечислав Николаевич, вы не угадали. Новая власть, наконец,
– Кого—то из министров ограбили? – Со смешком сказал Кунцевич.
– Берите выше.
– Неужели самого? – Брови помощника поползли наверх.
– Представьте себе, вы абсолютно правы, но об этом никто, кроме нас с вами не должен знать.
– Власть не может себя защитить, я так и вижу заголовок на первых полосах газет.
– Мечислав Николаевич, – укоризненно сказал Кирпичников.
– Всё—всё, более ни слова, ирония здесь не уместна. И в связи с этим происшествием вас вызвали к самому?
– Совершенно, верно.
– Извините, Аркадий Аркадьевич, – помощник провёл рукой по лицу, – что—то в последнее время хандра заела, веры не осталось. Одно сплошное разочарование и, кстати, не только в службе, но, к сожалению, и в жизни.
– Мечислав Николаевич, я понимаю, что прозвучит пафосно, но свою жизнь, некоторым образом, мы строим сами. Если вы намерены оставить службу, я пойму. Да сегодняшней ночи сам думал о таком для меня исходе. Но появилась маленькая надежда, что никто теперь не будет препятствовать нам, не будет утверждать, что уголовники сами исправятся от выпавшей после прежнего режима свободе.
– Если так, то я готов продолжать избавлять мир от жуликов, проходимцев и убийц.
– Вот теперь я вновь узнаю прежнего Кунцевича.
– Времена, – пожал плечами Мечислав Николаевич.
– Вы добавьте пушкинские слово «О! Нравы».
– Давайте к делу, как понимаю, сегодня ночью наш глава государства стал жертвой нападения грабителей?
– Да, – сказал Кирпичников.
– Если он вызывал вас к себе, то не слишком пострадал?
– Жив, здоров, немного напуган, – констатировал начальник уголовного розыска. – Около часу ночи перед пересечением Шпалерной и Потёмкинской авто с главой было остановлено группой неизвестных, которых сидящие в машине приняли за патруль. Всё—таки центр города, никому в голову не могло прийти, что такое безобразие может случиться.
– Кто находился в машине?
– Сам Председатель, шофёр Сергей Лохницкий и полковник Овчинников, исполнявший роль доверенного лица.
– Значит, трое.
– Именно так.
– Кто приказал остановиться?
– Председатель.
– Так, – задумался, – кто знал маршрут движения?
– Со слов шофёра только Овчинников.
– Нельзя исключать, – в задумчивости почесал щёку Кунцевич.
– Давайте, я продолжу. Приказал остановиться Овчинников, но именно его вытащили на дорогу и застрелили, – Кирпичников видел, как брови помощника в удивлении приподнялись.– Да, полковник Овчинников был убит, но перед тем, как его вытащили из авто он, по словам шофёра, сказал непонятную фразу: « А где Свирский?»