Дело о государственном перевороте

Москвин Игорь Владимирович

– Враньё всё, – теперь недоверчивый взгляд скользил по начальнику уголовного розыска.

– Может быть и враньё, но для тебя пришёл последний час. Указание от министра спустилось не шутки шутить, так что отвезут тебя за город, там и закопают, как бездомную собаку. Никто не узнает, где кости твои истлеют.

– Сколько раз грозились, – попытался улыбнуться Мартын, но улыбка вышла кривой и какой—то испуганной и недоверчивой.

– Ты думаешь, власть всегда нянчится с такими, как ты и Сафрон, будет? Вы значит, убивать будете, а вам в тюрьме усиленное питание? Каждый должен отвечать за свои поступки, вот ты не пожалел девочек десяти лет? Не пожалел, похоть

свою потешил, вот теперь пришёл час расплаты. Мне жаль, – Аркадий Аркадьевич сел и откинулся на спинку стула, уперев сощуренные глаза в бандита. Старался, чтобы голос не выдал обмана, а звучал устало и безо всякого напряжения, как у актёра, не имеющего желания сорвать представление плохой игрой, – что такой, как ты попался первым. Хотелось бы посолиднее бандита, такого, как твой главарь Сафрон, но пока приходится иметь дело с такими, как ты.

Где—то вдалеке на улицах города раздались несколько выстрелов.

– Может, ты не первый, – задумчиво сказал Кирпичников и кивнул на окно.

Мартын ёрзал на стуле и не знал, куда деть руки.

– На окнах решётки, – предупредил начальник уголовного розыска, – за дверью конвойный, так что не делай лишних движений, вредно для здоровья.

Только теперь Аркадий Аркадьевич под маской ёрничания, напыщенности и фанфаронства таится обычный страх. Это когда против бандита безоружные и беззащитные, то он чувствует себя непобедимым богатырём и героем. Но когда сгущаются тучи над головой, куда бравада и смелость девается?

Мартын сжал губы и рыскал по кабинету глазами, возможно в попытке освобождения.

– Не советую, – металлическим голосом сказал Кирпичников.

– Что? – Вопрос прозвучал, как бы, между прочим.

– Ещё раз повторяю, на окнах решётки, за дверью вооружённый конвой.

– Я…

Кирпичников нажал на звонок и в кабинет вошли три солдата, вооружённые винтовками.

– Готовы? – Спросил Аркадий Аркадьевич, косясь на бандита.

– Так точно, – ответил старший.

Мартын подскочил и в три шага оказался в углу кабинета, вжавшись в него спиной.

– Никуда не пойду, – взвизгнул он и упал на колени, – не хочу, не хочу, – голос звучал протяжно и с придыханием, – не пойду.

Кирпичников жестом указал солдатам, чтобы вышли.

– Ты, Иван сын Петров, как я понимаю, уголовному розыску без надобности, ничего не знаешь, только время приходится с тобой терять. Крови на тебе, как на деревенской собаке блох, а значит, от твоей смерти только выгода жителям. Меньше станет в столице на одного грабителя.

– Что вам надо? – Взвизгивал Мартын.

Неприятно было смотреть, как здоровый мужик валяется на коленях и воет.

– Хорошо, сядь, – Кирпичников сам присел на стул, повысил голос, – сядь.

Мартын послушно поднялся, тряся головой, подошёл и тяжело опустился на краешек стула.

– Скажи, чем ты можешь мне быть полезен?

– Я…

Аркадий Аркадьевич перебил бандита.

– Сколько человек в банде ты не знаешь? Где притоны ты не ведаешь? Да и Сафрон тебя ни за кого держит? Посуди, что ты можешь мне рассказать, чтобы новая власть тебе не пулю в лоб пустила, а срок дала?

– Знаю, всё знаю, – с жаром начал говорить, Аркадий Аркадьевич по опыту знал, перебивать не стоит, а потом можно будет отсеять лишнее, слова сыпались из Мартына, как из рога изобилия, – Сафрон у бабы живёт на Гороховой, она там давно обитает. Эта баба не проходящая, а душой к ней прикипел. Всё ради неё, хлопцы против неё настроены, но Сафрон никому спуску не даёт и её, как зеницу ока охраняет. Я сказал, что он

ей целую квартиру на Гороховой то ли снимает, то ли подарил. Толком не знаю, но хозяева из той квартиры исчезли. Говорили, что за границу уехали, а я так думаю, что закопаны, где—то под землёй. А хлопцев у Сафрона тридцать два, это я в точности знаю. Не один раз он говорил и живут многие за городом, то ли в Озерках, то ли в Парголово. Вот этого я не знаю, ни разу не бывал. Может быть, обитают и там, и там. Не докладывал он мне. Помощником ближайшим у Сафрона Сашка Ахметов, по прозвищу Поручик. Страшный человек, ему кровь пустить, что рюмку водки выпить. Мать родную не пожалеет. Жестокий, одним словом, иноверец. Говорили, что он раньше абреком был, в горах жил, шайку держал, но что—то не срослось и ему пришлось бежать из насиженных мест. Здесь он и примкнул к Сафрону, стал правой рукой. Он держит всех в узде и, если что, так кровь пускает безо всякого. Жестокий, как все кавказцы. Это он семью Парамонова под корень извел. Это всё он, хлопцев на дело вызывает тоже он. За Сафроном, как тень ходит, но не всегда. Готов глотку за него любому перерезать. Песни очень русские любит, особенно, когда один певец с грубым голосом поёт, такой барин большой, его ещё хотели потрясти немного. Но Поручик запретил, даже Сафрон возражать не стал. Хлопцы были крайне недовольны, но стерпели.

Мартын умолк, тяжело дыша.

Каждый хочет жить, поэтому любыми способами старается купить себе немного дней, хотя бы за решёткой. Умирать таким людям страшно.

– Хорошо, – снисходительно сказал Кирпичников, – я буду ходатайствовать о том, чтобы тебя направили в тюрьму, но ты так и не назвал имени пассии Сафрона.

– А…

Кирпичников выразительно посмотрел на бандита.

– Ольга Фёдорова, служит в каком—то медицинском заведении, управлении, – поправил себя Мартын, потом сполз со стула на колени. – Я Бога молить за вас буду, – глаза покраснели от слёз.

Аркадий Аркадьевич вызвал конвой.

– Уведите в камеру.

Только через пять минут распорядился, чтобы привели второго бандита.

В кабинет вошёл высокого роста узколицый с болезненным выражением глаз на бледном лице человек, вальные волосы сосульками падали на лоб.

Начальник уголовного розыска жестом отослал конвой и внимательно осмотрел с ног до головы приведённого. Распоряжения снять наручники не дал, очень уж равнодушным был вид у одного из подручных Сафрона.

– Давненько я хотел с тобою встретиться, Серый.

– Господин начальник, вы б только свистнули, я б пред вами предстал, – с вызовом в голосе скривил губы Серков.

– Где ж тебя найдёшь и как позовёшь, если ты, как мышь прячешься.

– Это вы зря, я никогда не от кого не прятался, даже по городу в экипаже разъезжаю, не таясь.

– Ты садись, разговор, может быть, у нас будет долгим, всё зависит от тебя.

– С превеликим удовольствием, – осклабился Серый, показав гнилые зубы, – в ногах правды нет, – стул скрипнул, – хотя руки не причём, – протянул вперёд, лязгнул металл наручников.

– Привыкай, Василий, теперь до конца жизни их носить будешь.

– За что? – Возмутился бандит, – я ничего противозаконного не делал. Подумаешь, на экипаже разъезжал, так это не преступление.

– Да, это не преступление, согласен, но вот, когда ты нож в дело пускаешь и людей по чём зря режешь, так это по нынешнему времени, ой, какое преступление, если мне память не подводит, то по последнему распоряжению Председателя Правительства от двадцать пятого октября нынешнего времени расстрелом пахнет.