Дело о мастере добрых дел
Шрифт:
– Я пришел на целый день. Если можно, и на всю ночь. Вы просите меня уйти?
– Ни в коем случае. Просто аптекарские здесь пьют чай, и стесняются выйти из зала, потому что вы тут спите.
– А. Извините. Я не заметил, как заснул.
– Ничего, бывает.
– Моя кровь пригодилась?
– Разумеется. Посланнику Мараару сразу стало лучше. Можете ему похвастаться, что вы его спасли, у вас есть повод.
– Можно его увидеть?
–
– Подожду. Я не буду его будить. Я обязан быть рядом, я отвечаю за него. Жизнью отвечаю, и как... товарищ. Я и вчера не должен был уходить.
Посланник Ариран поднялся на ноги. Если его и покачивало, то совсем слегка и он старался держаться. Илан приглашающим жестом указал на выход и ненавязчиво взял под локоть, чтоб посланника недостойно не кренило на поворотах.
– Ничего бы не изменилось, останься вы здесь. Я вас пущу к нему хоть на все время, что он у нас, если вы вымоетесь и переоденетесь в одежду персонала. В госпитале есть правила. Просто так прийти с улицы в палату к только что прооперированному человеку нельзя.
– Я согласен. Никто, кроме меня, не спрашивал о нем?
– А кто должен спрашивать? Из посольства?
– Из адмиралтейства.
– Оттуда точно никто. Мы им и не сообщали.
– А надо бы, подумал Илан.
– Кто бросил в него нож... он вам не говорил?
Илан удивился.
– Мне? Во-первых, он у вас не говорит. Во-вторых, не видит.
– Он видит. Не глазами. Он доверяет вам, я подсмотрел, вы теперь знаете, как он говорит. Это были его ножи. Он часто бросает их в саду. Может попасть человеку в горло или в сердце с двадцати шагов. Из наших больше никто так не умеет, даже я. Ближе он заметил бы. Понял бы, кто.
– Спросите у него сами.
– Мне он может не сказать. А мог и не увидеть. Часто он по-настоящему слеп.
Илан только покачал головой. Он отвел посланника в столовую и посадил за докторский стол обедать. Поймал среди младших знакомого медбрата из легочного отделения, велел присмотреть, помочь в дезинфекции и проводить потом в палату. Себе взял чашку чая с молоком, отправился в акушерское через второй этаж. Мышь наконец-то нашлась. Напевая песенку, она растапливала щепками алхимическую печь.
– А вы меня обманули, - пропела она с порога, видимо, считая, что если не говорить, а петь, то позволено больше обычного, к тому же, она вправе предъявлять претензии, с ней же обошлись нечестно.
– У вас была операция, а меня на нее опять никто не позвал.
– Что по этому поводу предпримешь?
– поинтересовался Илан. Пресекать разговор не стал, самому хотелось поговорить с человеком, у которого хорошее настроение. Устал от тоскующих, страдающих, потерявшихся и не знающих, что им делать. От госпитальных дел иногда надо отряхнуться.
– Еще не решила, - легко отвечала Мышь.
– Обижусь, наверное.
– Обижалась мышь на крупу.
Мышь хихикнула. Наказаний она не опасалась. Сердиться доктор Илан все равно не умеет. Ну, пошлют ее с лишним тазом работы в дезинфекцию, и что?
– Где Неподарок? Читать он тебя учил?
– Да ну его. Он не умеет учить, чуть что, сразу орет
– Мышь, не "юхня", а "крайне слабый результат".
– Доктор, вы же из Болота!
– То, что я понимаю твои преподвыверты с выкаблучиванием, не значит, что тебе можно говорить со мной, как в трущобах. Учись приличиям, побереги язык от грязи. Если утешит, мне тебя вчера очень не хватало. Так где наш химик?
– С вечера, как пошел срать за три моря, так до сих пор нет.
– Мышь! Ты уже треплешь помелом нарочно.
– Вчера днем спал. Перепутал день и ночь, ночью шляется, днем спит. Я не могу за ним следить, я днем работаю.
– Он в общей спальне?
– Наверное.
– Проверь-ка. Я буду в акушерском, хочу подменить доктора Гагала. Еще - вот тебе монетка, добежишь в кондитерскую лавку на спуске, купишь сахара и чего-нибудь к чаю, только попроще, не пирожных. Неси сразу туда.
Мышь обрадовалась возможности выйти из госпиталя, мгновенно протянула лапку за деньгами и уже не только запела, но и затанцевала. Илан проводил ее взглядом и выглянул через окно во двор. За вчерашний день там налило столько воды, что сегодня, при ясном небе и хорошем ветре, повсюду до сих пор держались лужи. Ветер для зимы был нехорош. С востока, прямо в окна. Такой скоро принесет новый дождь или снег. Воздух прозрачный и небо бледное, как на северных островах, когда тонкой кромкой леденеет море. Зима и правда стояла собачья. Непривычная для Арденны. Словно Илан, вернувшись с открытых всем ветрам Ходжерских островов, привез с собой стылый холод, ледяную воду, ветер и снег.
В акушерском дело шло своим чередом. Доктор Гагал спал на кушетке в смотровой, а в родильном, под присмотром акушерки, мыкалась со схватками нищенка из портовых бараков. Высокая, худая и нескладная, с обритой налысо головой - дезинфекция иначе не пропустила бы внутрь со вшами. Илан сбросил на Гагала свой кафтан, уставший доктор даже не пошевелился. Помыл руки, зашел в родилку, послушал ребенка, потрогал живот, посмотрел раскрытие - еще ждать и ждать, - посчитал интервалы между схватками. Акушерка зевала, сказала, уже стражу так, ничего не меняется. По просьбе Илана ушла ставить чайник и мыть чашки. Женское отделение, из мужчин тут Гагал, один из фельдшеров, закрепленный сразу за тремя отделениями, да два санитара для поднять-перенести, и те не каждый день дежурят, остальные - девки разной степени зрелости. А посуда у них в трещинах, надбита-надкушена, словно ее крысы грызли и по полу валяли, покрыта густым чайным налетом, и чайный столик в крошках. У дуроловов доктора Арайны, где среди персонала женщин нет совсем, посудная полка блестит, как ишулланский хрусталь. Надо Гагалу чашек лабораторных, что ли, подарить. Они прозрачные - снаружи видно, что внутри испачкано... Спросил у роженицы, какой по счету ребенок. Сказала, третий, но первые два умерли, первый в родах, второй чуть погодя. Просила у Морской Хозяйки девочку, очень ждет, ребеночка хочется, а девочка ест меньше. Новый "муж" не против ребенка - будут больше подавать. Илан покивал, похвалил, что решилась пойти в госпиталь. Как же не пойти, слабо улыбнулась она, здесь после родов пять дней бесплатно кормят и спишь в тепле, замечательно, что вы есть, из нижнего города так хорошо смотреть по ночам на яркие огни дворца... А родовая деятельность слабая, плод, похоже, в тазовом предлежании. Илан не стал пугать, ободрил, подумал немного и остался рядом. Просто вместе ждать перемен или определенности, пока другие дела позволяют.