Дело о нападении на славных рыцарей Римара и Феррата
Шрифт:
— Нет, нет! — в отчаянии завопил Пико, и Марк разжал руку.
Мошенник упал на грязный пол и подполз к нему, пытаясь обнять его ноги, Марк брезгливо отступил и достал из ножен свой стилет.
— Один удар, Лягушонок, одна незаметная маленькая ранка, из которой вытечет пара капель крови…
— Я всё скажу! — зарыдал Пико, размазывая по лицу слёзы, от чего на щеках появились чёрные разводы. — Я не сам это придумал! Мне заплатили! Эта ведьма заплатила!
— Какая ведьма?
— Рыжая! Явилась вся такая чопорная под вуалью. Я не хотел браться за это. Одно
— Не лги, слухи о Беренгаре ходят уже давно, а до этого говорили о Делвин-Элидире.
— Это был не я! Клянусь! Я не один такой в городе. Есть и другие. Я про всех расскажу! Я впервые за это взялся, потому что она слишком много пообещала: двести золотых марок с профилем короля Армана. Сами знаете, при батюшке нынешнего короля чеканили марки с примесью меди, а эти — чистое золото, прямо с рудников. Для меня это целое состояние! И я не устоял! Меня ещё удивило, ваша светлость, — Пико снова подполз к нему, — что она про всех говорила только то, что связано с политикой, а когда зашла речь о вас, то добавила ещё и о супруге вашей, и о пасынке. Я подумал, что наверно вы её лично чем-то обидели.
— А она не говорила, за что на меня так злится?
— Нет, она вообще не так много говорила. Только сказала, какие слухи распространять, и дала деньги. Смотрела на меня свысока, как на…
— Лягушку?
— Ну, да, — Пико как-то разом сник и застыл, сидя на коленях и опустив голову.
— Что ещё про эту рыжую скажешь?
— Голос молодой, одета богато, но не броско. Для дамы высокая, с прямой осанкой и, судя по манерам, не из простых.
— Она из Сен-Марко или, может быть, алкорка?
— Кто их разберёт? Они часто ничем особо не отличаются…
— Ладно, я подумаю, что с тобой делать.
Пико с надеждой взглянул на него.
— Я могу быть полезен, ваша светлость. Я многих знаю, много слышу. И я могу все эти слухи разом пресечь и запустить новые, что всё это клевета и происки алкорцев…
— С которыми у нас теперь мир и дружба? — ехидно усмехнулся Марк.
— Ну, других врагов, тёмных эльфов или ещё кого-нибудь. Кого назовёте, про тех и будут говорить.
— Посиди пока, подумай, чем ты можешь быть мне полезен. Будешь получать по куску хлеба и кружке воды в день. Зайду, когда будет время.
— Только не тяните долго, я на такой кормёжке через неделю помру.
— Не помрёшь, — проворчал Марк и вышел.
Поднимаясь наверх, он думал о том, что всё же ошибся, и это не могла быть Мадлен. С чего бы ей оговаривать себя и Валентина? Но потом снова шевельнулась сомнение. А если эти слухи направлены, прежде всего, против него? Если она не Мадлен де Вильфор, и не собирается слишком долго задерживаться в его доме и в Сен-Марко, то что ей жалеть репутацию давно умершей дочери провинциального барона?
— О, боги, я с ума сойду от всего этого… — простонал он.
В кабинете его ждал Тома.
— Прибыл посыльный от Гаспара, — сразу же сообщил он. — За заказом в мастерскую так никто и не явился.
— Они что-то заподозрили?
— Возможно. А,
— А может, кто-то следил за Бонье, когда он шёл к старосте, и увидел, как я вхожу в дом. Ладно, Тома, уже поздно. Нужно хоть немного отдохнуть. Завтра продолжим на свежую голову. Тех троих пока не нашли?
— Нет. Говорят, что писарь из луара Моретон поступил к барону Ла Фейну секретарём, а тот уехал в поместье и, поскольку он отбыл в свите хозяина, его отъезд не отметили на воротах. Книжник Кляйн из Магдебурга не сообщил, где остановится, он приехал, чтоб работать в библиотеке магистрата и собирался участвовать в ночном бдении в храме святого Христофора, так что утром мы наведём справки там. Возможно, он ночует в одной из келий храма. И поэт Вильре отсутствует в гостинице, вероятно, застрял у какой-нибудь дамы, влюблённой в поэзию. Мы обыскали его комнату, но ничего интересного не нашли.
— Да, скорее всего, и этот выстрел мимо, — вздохнул Марк. — И всё же продолжайте искать их. А я поеду домой спать. Надеюсь, к утру у нас будут хорошие новости.
Он снова ехал домой по тёмной безлюдной улице. Ночь была душной. Копыта коней стучали по булыжной мостовой, И Шарль, держа руку возле меча, тревожно вглядывался вглубь улочек, мимо которых они проезжали. Потом впереди показались факелы, и вскоре мимо прошёл патруль городской стражи. Огни тревожно отражались в начищенных шлемах и кирасах. Суровый сержант, шедший впереди, строго взглянул на всадников, но, узнав барона, почтительно склонил голову, наверняка он знал его по военному походу. Марк приветственно кивнул ему в ответ.
Он устал, устал так сильно, как не уставал уже давно. Раньше ни бессонные ночи, ни сложные расследования, ни даже тяжёлые сражения, казалось, не изматывали его так сильно. Острая боль от свежих ран была не так мучительна, как та, что сейчас тупой иглой засела в его сердце. Рыжая незнакомка, которая заплатила за распространение порочащих его слухов, и, возможно, за то неудавшееся покушение на его жизнь несколько дней назад, теперь сливалась в его мыслях с Мадлен, которую, он, как выяснилось, совсем не знал. Мир, уже ставший привычным, как тишина и спокойствие родного дома, рушился вокруг него, и отчаянный страх потерять всё это, а более всего, свою, быть может, самую страстную и нежную любовь, заставлял страдать его сердце.
Он всё ещё надеялся где-то в глубине души, что все эти недоразумения прояснятся, и всё будет, как прежде, но даже представить себе не мог, как всё это можно объяснить: смерть юной Мадлен де Вильфор и вдовство старика де Тура. Против этих фактов невозможно было возразить, и его жена уже казалась ему безымянным, манящим, но смертельно опасным призраком.
Он чуть не пропустил поворот к своему дому, но конь привычно свернул с улицы и пошёл вдоль домов и деревянных прилавков торговой площади к знакомому крыльцу. Шарль, зевая на ходу, слез с седла и, взяв обоих коней под уздцы, повёл к воротам, а Марк поднялся по ступеням. На стук никто не открыл и он с ворчанием сунул руку в карман в поисках ключа.