Дело о пеликанах

Гришэм Джон

Кин сидел неподвижно и смотрел на Грантэма.

— Да, сынок, это колоссально. Но откуда ты знаешь? Откуда это известно ей? Чем ты можешь подтвердить?

— У меня нет еще материала на статью, Смит, но она постепенно мне рассказывает. Прочти вот это.

Грантэм дал ему копию газетного сообщения о смерти Каллагана. Кин медленно читал.

— О’кей. Кто такой Каллаган?

— Неделю назад здесь, в Вашингтоне, он передал в ФБР маленький труд, известный как дело о пеликанах. Очевидно, с убийствами в деле связывается какая-то никем не подозреваемая личность. Дело кочует по рукам, затем передается в Белый

дом, а кому дальше — неизвестно. Двумя днями позже Каллаган заводит свой «порше» последний раз в жизни. Дарби Шоу заявляет, что она — та неустановленная женщина, о которой упоминается в сообщении. Она находилась с Каллаганом и должна была умереть вместе с ним.

— Почему она должна была умереть?

— Она автор этого дела, Смит. По крайней мере она так заявила.

Кин откинулся в кресле и положил ноги на стол. Он изучал фото Каллагана.

— Где находится дело?

— Я не знаю.

— Что в нем?

— Тоже не знаю.

— Значит, у нас ничего нет, не так ли?

— Пока нет. Но что, если она расскажет мне все, что в нем содержится?

— И когда она это сделает?

Грантэм задумался.

— Скоро, я думаю. Очень скоро.

Кин покачал головой и бросил копию на стол.

— При наличии у нас дела мы бы имели обалденный газетный материал, Грэй, но опубликовать его не смогли. Прежде чем опубликовать его, нам было бы необходимо провести тяжелую, болезненную, безукоризненную и точную проверку.

— Но я получил «зеленый свет»?

— Да, но постоянно держи меня в курсе. Не пиши ни слова, пока мы не переговорим.

Грантэм заулыбался и открыл дверь.

За такую работу не платили по сорок баксов в час, и даже по тридцать или двадцать. Крофт знал, что будет счастливчиком, если выжмет из Грантэма пятнадцать за эти дурацкие поиски иголки в стоге сена. Если бы у него была другая работа, он посоветовал бы Грантэму подыскать кого-нибудь другого, а лучше заняться ею самому.

Но дела шли плохо, и он был готов взяться и не за такое. Докурив последнюю сигарету с марихуаной, он отшвырнул окурок и открыл дверь, предварительно водрузив на нос темные очки. Холл, куда он попал, вел к четырем эскалаторам, которые уносили тысячи юристов к своим комнатушкам, где они изо дня в день занимались почасовым обманом и шантажом. Лицо адвоката Гарсиа он запомнил. Он даже видел во сне этого мальчонку со светлым взором и приятной наружностью, это хлипко сложенное тело, одетое в дорогой костюм. Он узнает его, если увидит.

Стоя у колонны с газетой в руках, он старался разглядеть каждого сквозь темные очки. Всюду спешащие наверх юристы с самодовольными личиками и чопорными маленькими «дипломатами». О люди, как он их ненавидел! Почему они все одинаково одеты? Темные костюмы. Темные ботинки. Темные лица. Лишь случайно промелькнет смельчак с маленьким галстуком-бабочкой. Откуда они все взялись? Первыми юристами, с которыми он столкнулся вскоре после ареста за наркотики, была группа злых крикунов, нанятых редакцией газеты «Пост». Затем он нанял своего сверхдорогого идиота, который не смог даже найти зал суда. Потом прокурор, который, конечно, тоже был юристом. Юристы. Юристы. Два часа утром, два часа в обед, два часа вечером, а затем Грантэм найдет для наблюдения другое здание. Девяносто баксов в день — это дешево, и он откажется, как только подвернется более выгодная сделка. Он говорил Грантэму, что это бесполезное занятие, все равно что стрельба с завязанными глазами. Грантэм согласился, но что они могли предпринять. Он сказал, что Гарсиа напуган и больше не будет звонить. Они должны его найти.

В кармане у Крофта лежали две фотографии на всякий случай, а из их справочника он выписал перечень фирм, находящихся в здании. Это был большой перечень. Здание имело двенадцать этажей, занятых главным образом фирмами, которые были заполнены не кем иным, как этими самодовольными господинчиками. Он находился в змеином гнезде.

К девяти тридцати наплыв закончился, и некоторые лица казались знакомыми, когда они спускались на эскалаторах, направляясь, несомненно, в залы судебных заседаний, агентства и комиссии.

Крофт проскользнул во вращающиеся двери.

В четырех кварталах отсюда Флетчер Коул расхаживал перед столом президента и внимательно прислушивался к голосу в телефонной трубке. Он нахмурился, потом закрыл глаза, затем уставился на президента, как бы говоря: «Плохие новости, шеф. Действительно плохие новости». Президент держал письмо и смотрел на Коула поверх очков для чтения. То, что Коул расхаживал взад-вперед, не на шутку его раздражало. Про себя он подумал, что ему следует что-то сказать по этому поводу.

Коул с грохотом бросил телефонную трубку.

— Не швыряй чертов телефон! — сказал президент.

— Извините. Это был Зикман. Тридцать минут назад ему звонил Грэй Грантэм и спрашивал, знает ли он что-нибудь о деле о пеликанах.

— Чудесно. Фантастика. Как у него могла оказаться копия дела?

Коул продолжал расхаживать.

— Зикман ничего о нем не знает, поэтому его неведение было подлинным.

— Его неведение всегда подлинное. В моем штабе нет более тупого осла, чем он, Флетчер, и я хочу, чтобы его вообще не стало.

— Как пожелаете. — Коул сел в кресло напротив стола и молитвенно сложил руки перед лицом. Он находился в глубокой задумчивости, и президент пытался не обращать на него внимания. Некоторое время каждый думал о своем.

— Опять у Войлза утечка? — наконец спросил президент.

— Возможно, если это вообще утечка. Известно, что Грантэм любит блефовать. Мы не можем быть уверены в том, что он видел дело. Возможно, он просто слышал о нем, а теперь закидывает удочки.

— Возможно. Что, если они тиснут какую-нибудь сумасшедшую статейку об этой дьявольской штучке? Что тогда? — Президент гневно хлопнул по столу и вскочил на ноги. — Что тогда, Флетчер? Эта газета ненавидит меня! — Он уныло побрел к окнам.

— Они не могут опубликовать ее, не имея подтверждения из другого источника, а другого источника не может быть, потому что все это неправда. Эта дикая идея пошла дальше того, что она заслуживает.

Президент еще какое-то время продолжал смотреть в окно.

— Как Грантэм узнал об этом?

Коул встал и начал ходить, но уже гораздо спокойнее.

— Кто знает. Здесь об этом не знает никто, кроме вас и меня. Они принесли один экземпляр, и он лежит запертым в моем кабинете. Я лично снял с него одну ксерокопию и передал ее Глински, от которого потребовал держать все в секрете.