Дело о перстне с сапфиром
Шрифт:
Ковальски еще улыбался, но уже без той легкости, которая делала его улыбку светлой.
– Глава оперативного отдела Каргара.... Серьезное повышение.
– Ты меня убеждаешь или утешаешь?
– засмеялся он, рывком поднявшись.
Прежде чем ответить, пожала плечами:
– Сам разберешься.
– Вставить свое слово Вику я не дала, тут же вернувшись к главному: - Когда у тебя допрос Елизаветы Николаевны?
А вот теперь его улыбка стала задорной, искушающей:
– Сегодня. В половине пятого, - в движении, на миг оперся он рукой на стол.
– Что по Сэсиль Элаевой?
– спросила я, глядя, как Ковальски, сделав несколько шагов в мою сторону, резко повернулся и направился к двери.
– Пустышка, - не остановившись, продолжил он путь. Дойдя, замер, развернулся и пошел обратно.
– Ларс нашел, к кому она приезжала. Лекарь. Сэсиль Элаева больна. Жить ей осталось два-три месяца.
Он замолчал, а я - кивнула. Теперь становилось понятно, почему она встречалась с матушкой. Воспитанница....
– Она дочь ее дальнего родственника. Кроме госпожи Элаевой у барышни никого нет. В завещании названа наследницей, - подтвердил Вик то, о чем я только подумала.
– Это все лекарь рассказал?
– уточнила я.
– И не только это, - чуть нахмурился он.
– Он наблюдал госпожу Элаеву несколько лет, стал для нее кем-то вроде духовника.
– И он охотно поделился этим с Ларсом?
– усмехнулась я, представляя, как все происходило.
Хранить тайну своих пациентов лекари не были обязаны, но это если по закону. Внутренние правила ремесла были более жесткими, требуя уважать мнение самого недужного. Но и к нашим нуждам лекари обычно относились довольно лояльно, стараясь удовлетворить интересы и тех, и других.
Выливалось это в хождение вокруг да около, недомолвки, намеки и прочие прелести, добавлявшие допросу особую пикантность.
Ковальски понимающе улыбнулся:
– Не так, чтобы охотно, но поделился.
– Значит, о госпоже Сэсиль Элаевой и ее воспитаннице можно забыть.
– После допроса Елизаветы Николаевны, - Вик продолжал улыбаться.
– Конечно, - засмеявшись, согласилась я.
– Кстати, она же из Каргара...
– подмигнула я Ковальски, помня о его положении холостяка.
– Предлагаешь подумать об этом?
– приподнял он бровь.
– Ей только шестнадцать!
– тут же сменил он тон на ворчливый.
– Зато тебе - двадцать восемь!
– припечатала я, пройдясь по нему взглядом. Не красавец, но вполне мужественен и привлекателен, чтобы вызвать интерес.
– Еще немного....
– Все, спорить не буду!
– поднял он руки, сдаваясь, но в глазах уже не было веселья, возвращая нас к текущим проблемам.
– Горевым я займусь сам, а Саид Эль Каир останется тебе.
И опять я кивнула. С официальным допросом ювелира торопиться не стоило - слишком мало о нем известно, чтобы обнаружить обман, если он не пожелает делиться с нами правдой, а вот задать нужные вопросы, разговаривая совсем о другом, стоило попробовать.
– С постояльцами разобрались, - свернула я эту тему.
– Что по работникам гостиницы?
– А вот тут уже значительно интереснее, - Ковальски вернулся к столу. Наклонился к стопке с протоколами, поднял первый.
– Горничная. Кстати, твоя тезка: Настасья Рэбки. Двадцать два года, служит в гостинице пять лет. Начинала с младшего персонала, теперь относится к старшим. Отвечает за четыре номера и апартаменты на третьем этаже.
– Должно быть, весьма осведомленная барышня, - вернулась я за свой стол. Села, достала чистый лист бумаги, провела первую линию, облачая собственные мысли в рисунок.
– И о чем ты молчишь?
– подняла глаза на Вика, который застыл, пристально глядя на меня.
– Немного она знает, - вздохнув, 'очнулся' он.
– Когда прибирала в комнатах, госпожа Ланская сидела в гостиной и читала книгу. На вопрос, есть ли у нее просьбы, всегда отвечала однозначно: нет.
– Книгу?
– переспросила я, точно помня, что ничего подобного при осмотре обнаружено не было.
– Какую книгу?
– Вот и я поинтересовался, - мотнул головой Ковальски, словно отгонял что-то свое, прилипчивое, - но ответа не получил. Настасья помнит лишь то, что книга была.
– Пусть ее посмотрит Сванетти, - сделала я пометку прямо под нарисованным мною цветочком. Если особо не придираться, то, похоже, это была ромашка.
– Портье. Лацлав Расбет. Двадцать шесть лет. В гостинице с четырнадцати. Сын Кирана Расбета, одного из служащих. Заносил в апартаменты вещи госпожи Ланской. Несколько раз по ее просьбе забирал покупки из лавок.
– Узнали, что именно?
Вик, ожидаемо, качнул головой. Просто не успели.
– Кучер. Николай Тэдов, - положив протокол допроса Лацлава, поднял он следующий. Пятьдесят четыре года. Возил госпожу Ланскую, показывая ей город. Было это на второй день после ее приезда. Сказал, что ее интересовал Черный район Марикарда, но внутрь они не попали. У магов в тот день что-то случилось, ворота были закрыты.
– Любопытно...
– вновь оторвалась я от своего рисунка. Ромашек было уже три.
– Мне тоже так показалось, - задумчиво протянул Ковальски, качнувшись с пятки на носок и обратно.
– Ларс обещал выяснить.
– Это хорошо, что обещал, - соглашаясь, что ясности пока не прибавилось, хмыкнула я.
– Что-то еще?
– спросила, отметив, что Вик не торопится потянуться за следующим протоколом.
– Нет, - поморщился он.
– Все остальные отделались общими фразами. Видел, но ничего не знаю.
– Что и не удивительно, - вновь не стала я спорить с очевидным.