Дело об исчезнувших вампирах. Дело №1
Шрифт:
– Да, а все обещания и заверения оборачиваются пустыми сказками.
– Моя обида прямо таки и льется наружу.
– А сказки мы любим. Тяжко вздыхает подруга Ноны
– Вот сволочь! У меня тоже такой был, чуть что сразу мордой об стол.
Вздрагиваю. Орка не маленькая совсем.
– Вот она бабья сущность, – озвучила мои мысли
– За жабры они нас берут прямо из воды, и держат так, пока трепыхаться не перестаем, а потом на берег нас и делай что хошь.
Все без исключения задумались над глубокомысленными словами тролихи.
– Мда, девоньки. Подытожила актриса, и все согласились.
5.
За мной пришли перед самым рассветом.
К тому времени, мне совершенно не было жалко родной крови, вздумай актриса повторить свою попытку. Я совсем обессилила, после ночных бдений с путанами. Поделив с Мэг мое пальто поровну, прислонившись спинами друг к другу, мы симулировали сон. Подруги по несчастью в камере устроили настоящий гвалт и кипишь. Выкрикивая лозунги: «Да здравствует эмансипация» и «Все мужики сво» избрали предметом своего негодования охранника, т.к. Пайс из-за невменяемого состояния не годился для мести. Бедняге не удалось отшутиться, он принял словесный удар за всех недостойных мужчин и Крааса в частности. Поэтому, когда в металлическую дверь пару раз стукнули, он с облегчением покинул свой пост.
Пальто пришлось оставить. Мэг так и не проснулась. Но водой я всё-таки воспользовалась, побрызгав на лицо. Только потом вышла из камеры, не оборачиваясь махнув на прощания бывшим сокамерницам.
– Не думал, что ты такой гад, Краас.
Черт недоуменно смотрел на моего ночного охранника, даже тогда, когда тот повернулся спиной, недожавшись ответа.
– Что это с ним?
Это он у меня спрашивает что ли? Вот гадина, устало думаю. Как ни в чем не бывало. Будто и не я вовсе сидела из-за него целую ночь в камере. Сил на злость просто не осталось.
Стою, тяжело смотрю в бессовестные глаза.
У Крааса, наконец, случилось переключение в мозгу и он изобразил на лице, подходящие по случаю, сочувствие.
– Ужасно выглядишь. Правда думал будет хуже.
– Неужели. С мрачной веселостью шиплю я, оглядывая чисто отглаженный бордовый сюртук и свеженькую физиономию черта. Сейчас я представляла разительный контраст. Мятая юбка, грязная рубашка, когда-то бывшей белой, не палантин а половая тряпка на плечах, перекошенное лицо. Только тюрбан не пострадал за время всей истории.
Краас быстро соображает в чем дело, берет меня под руку, выводя по направлению к лестнице, ведущей из подземелья.
– Прости. Дежурный части уже получил свое. Но великана нужно было догнать.
– Догнал?
– Мда, догнать то догнал, но толку… Шеф ждет тебя, отдашь печать, расскажешь, что было и вольна как голубь мира.
Останавливаюсь. Ну уж нет!
– Мира значит? Да я такой скандал устрою что тебя и твоего шефа…
– Да за что? Скорее для проформы, чем искренне веря в мои угрозу, спрашивает черт.
– За дискриминацию по половому признаку.
– Чего?
– За притеснение человечества. Вам не то что голубь, птица феникс не поможет.
– Я понимаю, ты устала, перенервничала и слегка не в себе. Людоед-великан и не самое приятное общество в камере. Прости, говорю, готов искупить свою вину походом в театр, ладушки?
Его рука скользнула мне на плечо, а меня вдруг разобрал смех. Краас думал, что истерика, может быть, но я благодарна тому что он не мешал пока приступ безумия не закончиться и я не выдохлась.
– Пальто. Отдышавшись произношу. – мое в камере осталось.
Крааса трудно чем удивить. Он отходит от меня на шаг, осматривает с ног до головы мою фигуру и легко соглашается, устремляясь вперед.
– Стой, ты еще мне должен. Не забыл о сделке?
Его плечи слегка поднимаются и опускаются.
– Помню, потом нельзя? Шеф ждет.
– На тебе нет значка.
У всех ночниц имелся накопитель в виде значка их подразделения. И у Крааса он был, утром, но не сейчас.
Черт, дошедший до нижней ступеньки лестницы крутанулся на низких каблуках, уже с куда большим интересом ожидая продолжения.
– И? Что ты хочешь такого незаконного, что бы накопитель ни отследил нашей сделки?
Облизываю моментально пересохшие губы. Затаив дыхания, произношу имя давно ставшее для меня словно молитва. Я произношу его утром, просыпаясь и вечером, закрывая глаза.