Дело очаровательной попрошайки

Гарднер Эрл Стенли

– Да, сэр. Она моя дочь.

По залу прокатился шепот. Судья постучал молотком, призывая к порядку.

– Будьте любезны, объясните, как вас следует понимать? – попросил Мейсон.

– Ваша подзащитная – дочь той женщины, которая на протяжении многих лет работала у меня экономкой, женщины, которую я очень любил. Я не мог на ней жениться из-за юридических осложнений, а позднее было решено оставить наши взаимоотношения такими, как они были, но при условии, что Дафния будет называться моей племянницей. Чтобы защитить и обеспечить ее, я составил завещание, по которому, разумеется, все должно было

перейти к матери Дафнии. После того как она умерла, я намеревался переделать свое завещание, объявив своей единственной наследницей дочь, но это была одна из тех забот, до которых у меня все не доходили руки, и вот… едва не опоздал.

– Теперь вы составили такое завещание?

– Да.

– Оно было написано вами по вашей доброй воле, без постороннего нажима?

– Да.

– Вас содержали в санатории «Гудвилл»?

– Да, сэр.

– Добровольно или против вашего желания?

– Насильно.

– Что произошло дальше?

– Дафния меня освободила.

– А потом?

В этот момент Дафния не выдержала и тихонько заплакала. В зале стояла мертвая тишина, ощутимая почти физически.

Горас Шелби подробно описал, как его держали в санатории, как он оттуда бежал, поселился в мотеле «Северные огни», затем визит Ральфа Экветера, его требования, каким образом он усыпил его, а потом украл его машину.

Гамильтон Бергер время от времени тихо переговаривался со своим помощником.

Наконец Мейсон повернулся к представителю обвинения:

– Желаете допросить свидетеля?

Гамильтон Бергер сказал:

– Если суд разрешит, это заявление застало нас врасплох. Сейчас уже почти полдень, мы бы попросили сделать перерыв до двух часов, чтобы подготовиться к допросу.

– Хорошо, – сказал судья Кайл. – Суд объявляет перерыв до двух часов дня.

Судья Кайл вышел из зала.

Горас Шелби поспешил к Дафнии, крепко обнял ее. Дафния плакала и смеялась одновременно. Репортеры, не ожидавшие столь драматического поворота событий, побежали к телефонам. К Перри Мейсону подошел Пол Дрейк.

– Происходит что-то непонятное, Перри, – заговорил он тихим голосом.

– Что?

– Во время утреннего перерыва, после того как лейтенант Трэгг дал показания, Борден Финчли заторопился к своей машине. Он сел в нее, доехал до пустыря, густо поросшего сорняком, огляделся, проверяя, не видит ли кто, что он делает, достал из-под переднего сиденья гаечный ключ, вылез из машины, походил по траве и незаметно выбросил инструмент.

– Твой человек следил за ним?

– Да.

– Он отыскал этот ключ?

– Нет еще, у него не было времени, он продолжал следить за Борденом Финчли.

– А что тот сделал потом?

– Снова сел в машину и вернулся в суд на оставшуюся часть заседания.

Мейсон подошел к лейтенанту Трэггу, который разговаривал с одним из репортеров.

– Не могли бы вы уделить мне минуту внимания, лейтенант? – спросил он.

– Конечно, – сказал Трэгг и отошел с адвокатом в угол комнаты.

Мейсон сказал:

– Сегодня утром вы довольно опрометчиво показали, что это была та же самая труба.

– Ох, Перри, ну что вы придираетесь к таким пустякам? Вы знаете и я знаю, что это одна и та же труба. Конечно, я не просидел подле нее целую ночь, так что, формально говоря, я не могу присягнуть, что она та же самая, и я не расписался на ней, но я имел возможность опознать ее и опознал.

– Вы ошиблись, – сказал Мейсон.

Трэгг прищурил глаза:

– Что вы хотите сказать?

– Ту секцию трубы я вынул, подложив под щеки гаечного ключа замшу, и заменил ее другой, на которой дефектным инструментом специально сделаны зазубрины.

Трэгг вспыхнул:

– Вы понимаете, что вы говорите, Мейсон?

– Полагаю, что да.

– Вы уничтожили вещественное доказательство в деле об убийстве.

– Ничего подобного. Вот тот кусок трубы, который я оттуда забрал. Истинное вещественное доказательство. Если она, по вашему мнению, представляет интерес для следствия, то вот этот кусок. Я сохранил его в целости.

По глазам Трэгга было видно, что он не находит слов от ярости.

– Понимаете, – продолжал Мейсон с самым невозмутимым видом, – я все это проделал для того, чтобы тот человек, который в действительности отвинтил газовую трубу, убедился, что на его гаечном ключе имеется зазубрина, которая оставила вполне ясные отметины на трубе. К вашему сведению, во время утреннего перерыва Борден Финчли на своей машине поехал на пустырь и выбросил гаечный ключ в сорняки, а после этого возвратился в суд.

Теперь, если я вызову Бордена Финчли в качестве свидетеля и преподнесу ему эти вещи, я сумею от него добиться необходимого признания. Но тогда полиция будет выглядеть весьма бледно. С другой стороны, если вы сами приметесь за него за эти два часа перерыва, никак не намекая ему, что эти отметины на трубе дутые, то к началу заседания вы сумеете добиться от него признания. Вы весьма искусны в подобных делах. И в этом случае никому не потребуется знать, что труба заменена: полиции достанутся все лавры за раскрытие преступления. Гамильтон Бергер закроет дело против Дафнии Шелби, мы станем свидетелями счастливого семейного торжества и…

– Где этот пустырь, куда он забросил свой гаечный ключ?

Перри Мейсон поманил пальцем Пола Дрейка:

– Пол, позови своего человека, который следил за Борденом Финчли, пусть он работает вместе с лейтенантом Трэггом.

Адвокат отвернулся, улыбнулся Дафнии и сказал:

– Увидимся после ленча, Дафния.

Дафния, руки которой обвивали шею Гораса Шелби, посмотрела на него сквозь слезы.

Мейсон подмигнул Делле Стрит:

– Самое время нам удалиться.

Глава 20

Когда в два часа суд возобновил свою работу, Гамильтон Бергер встал и обратился к судье Кайлу:

– С разрешения суда обвинение желает сделать весьма важное заявление.

– Пожалуйста.

– Благодаря блестящей работе полиции, в частности отдела расследования умышленных убийств во главе с лейтенантом Трэггом, – торжественно произнес Гамильтон Бергер, – убийство раскрыто, полиция получила письменное признание Бордена Финчли.

Изложу вкратце ход событий. Борден Финчли обнаружил Ральфа Экветера в бессознательном состоянии при таких обстоятельствах, что он посчитал, что не только сумеет безнаказанно разъединить газовую трубу и отравить Экветера, но и свалить вину за это преступление на Гораса Шелби.