Дело возбуждено... (сборник)

Эминов Октем

— Если не хотим сами себе вырыть могилу, мы должны быть очень осторожны. Думаешь, в Чарджоу милиция спит? Что, я должен тебе объяснять, как быстро они могут работать?

У него начался приступ кашля, слова будто застряли в горле. Длинный не стал возражать, хотя все сказанное не успокоило его, наоборот, посеяло в душе панику. Невольно он огляделся. То, что Старик задыхался от кашля, не вызывало у него жалости: это чувство не было ему знакомо. Но злорадства тоже не возникло. Он все же очень ценил этого человека, который столько раз помогал ему. Длинный

сознавал, что его собственная горячность давно бы его подвела — сидеть бы ему уже за решеткой. Старик все хорошо рассчитывал, причем весь отсчет он вел от худшего, и потому всегда выходил сухим из воды.

Судьба свела его со Стариком пятнадцать лет назад в колонии. Считанные дни оставались до освобождения, а он позарился на деньги одного из «компаньонов», но был пойман с поличным. Неминуемую расправу остановил он — Старик, неизвестно откуда взявшийся в самую страшную минуту.

Длинный буквально упал к ногам своего спасителя, но тот в благодарности не нуждался, только посмотрел на него свысока и прошел мимо, не сказав ни слова… Вторая встреча со Стариком произошла уже на свободе и связала их накрепко.

Старик быстро шел вперед и тоже думал о них двоих. Он думал, что тот дальний его расчет в колонии оправдал себя — Длинный оказался именно тем, кто ему нужен. Родные дети — продолжатели рода, а вот такой человек, верный, как собака, и обозленный на весь свет — продолжатель его делишек.

Они подошли к небольшому дому. Старик сильно постучал, загремела цепь, захрипела, залилась яростным лаем собака. Длинному сделалось не по себе, он сунул руку в карман, но Старик перехватил ее.

— Ты что? Здесь живет друг [7] . Скажу, где надо будет взяться за нож.

7

Вожак.

Длинный опустил руку:

— Буду ждать, башлык. Вот только собак я не люблю: как залают, черти начинают плясать в душе.

— Знаю, собаки колонии мне до сих пор снятся.

Собака немного успокоилась, видно, кто-то вышел во двор. Потом хриплый голос спросил:

— Кто там?

Лицо Старика просветлело. По-азербайджански сказал:

— Не бойся, открывай. Это я.

Загремели засовы, калитка приоткрылась. Среднего роста, полный, с густыми бровями, бородой и усами хозяин торопливо впустил их во двор. Приход нежданных гостей взволновал его.

Только в комнате он успокоился:

— Живы-здоровы, гости? Благополучно доехали? Ждал вас!

Старик отвечал ему, но смолк, как только на пороге появилась старая женщина во всем черном. Хозяин продолжал расспрашивать их, но Старик не отвечал, пока женщина не вышла. Его не заставили говорить и ссылки хозяина на то, что она совсем глухая.

Хозяин принес и раскупорил бутылку. Выпили, и он стал жаловаться:

— От Ханум никаких вестей. С чем я теперь остался? Одна эта лачуга… Деньги, черт с ними, не жалко их, а монеты вот…

— Не

жалуйся, Мегерем! Будь мужчиной! Моли бога, чтобы тебя не тронули! Подумаешь, двести золотых монет! По старым временам это самая ерунда. У моего отца был слиток золота с лошадиную голову, чайники и пиалы были из чистого золота, ковры иранские, караван-сараи… И ничего этого больше нет. А ты говоришь, монеты! Твоя Ханум жива-здорова, она пока в Чарджоу… Но слышал, что и под золотые монеты суд подкапывается…

— Думаешь, докопаются? Тогда я совсем, считай, пропал. — Мегерем скрестил волосатые пальцы, хрустнул ими и добавил: — Мы все пропали.

Это уточнение не понравилось гостям.

— Товар готов? — вмешался в беседу Длинный.

— До рассвета должны привезти… Когда хотите вернуться?

— Завтра.

— Каким образом?

— По воздуху.

— Опасно, там много глаз.

— Не так, как тебе кажется. Мы хорошо знаем обстановку в аэропорту, видели… Да и что мы — дураки, чтобы везти в руках?.. Срочно нужны два паспорта. Эти уже не годятся. На, возьми. Хочешь — сожги, хочешь — сохрани.

Он кинул на стол две книжечки. Старик вынул из-за пазухи еще две:

— Возьми и эти, попользовались…

Мегерем забрал их, вышел из комнаты, потом вернулся с тряпичным свертком:

— У меня есть два, только фамилии не туркменские… и фото надо бы сменить.

Длинный взял паспорта, посмотрел их, усмехнулся:

— Сойдут… на фотографии никто не смотрит, все спешат. Паспорта настоящие?

— Настоящие. Один младшего брата этой старой, два года назад умер, другой соседа… Вчера приходил, в гости, выпили… Выронил из кармана. Пользуйтесь теперь, вернем ему потом, или новый получит.

Длинный хотел положить оба паспорта к себе в карман, но Старик протянул руку:

— Дай их мне. Я знаю дагестанцев. Могу найти с ними общий язык.

Горбатая старуха без конца меняла на столе чайники, блюда с едой, приносила новые бутылки, опоражнивала пепельницы… Длинный знал от Мегерема, что в доме, кроме них и старухи, никого нет, но все же вышел во двор, осмотрел его весь. «Неужели она одна нас так быстро обслуживает?» — подумал он и заглянул на кухню под навесом, но и там никого не увидел. Вернулся в дом. Старик уже укладывался на покой.

Длинный лег рядом, но не спал, прислушиваясь к ночным звукам. Иногда присаживался на постели и слушал, как за стеной сопит во сне хозяин дома. К утру задремал.

Мегерем проснулся как ужаленный, когда тени на стене против окна стали бледнеть. Вынул из-под подушки будильник, посмотрел на него. Встал. Открыл форточку, прислушался. Сквозь стекло ничего не мог разглядеть — за ночь мороз нарисовал на нем причудливые узоры. Длинный спал чутко. Как только Мегерем в носках подошел к окну, он сразу проснулся. Конечно, он был уверен в надежности их хозяина, но не стоило, чтобы те, кто придет с «товаром», видели их. Мало ли какие могут быть люди! Может быть, честные, а если с пятном? Тогда им легко за счет его и Старика почиститься перед милицией.