Дело второе: Браватта
Шрифт:
Бенедикт знал свои недостатки и никогда не отказывался от уроков.
— Думаю будет лучше, барон, если мы не будем ходить кругами. — сказал табранец. — Я не в восторге от того факта, что мне придеться вскрывать так заботливо взращенную агентуру. Какими бы добрыми и союзническими ни были отношения между нашими странами. Вам, думаю, тоже не хочется посвящать меня в дебри вашего дворянского бедлама. Прошу, не воспримите мою фразу как попытку оскорбить Фрейвелинг — в Табране бардак не меньший. Но у нас вполне определенная задача. Конфедерация. Давайте
— Согласен с вами, полковник. — ответил Бенедикт уже почти спокойно.
— Давайте выстроим нашу беседу следующим образом: вы мне рассказываете, по возможности честно, что вам удалось узнать, и что вы намерены делать в ближайшее время, а я — что стало известно моим людям. А затем вместе мы пытаемся выработать некий план действий.
Предложение Ауэрштедта было вполне логичным. Бенедикту не нравилось лишь то, что табранец перехватил у него инициативу и теперь явно навязывает свое руководство. Но, можно ведь посмотреть и (почему нет?) — поучиться у старшего и опытного коллеги. Остановить его, в случае необходимости, несложно — земля-то своя.
Поэтому никак не продемонстрировав своего неудовольствия, он кивнул и принялся доводить до полковника результаты работы коронного сыска.
Табранец слушал внимательно и молча. С его стороны не было ни хмыкания, ни междометий, которые почти всегда случаются у второй стороны при долгом монологе первой. Он не кивал в такт словам рассказчика, не хмурил брови и вообще не проявлял никаких эмоций. Стоял, как статуя пророка Кипаги (с таким же как у него невыразительным лицом), и смотрел Бенедикту в глаза.
Кансильер подробно описал сам демарш на герцогском Совете, высказался относительно браватты графа да Вэнни, обозначил свою убежденность в едином корне двух этих событий. Далее, он поделился своими подозрениями об участии в заговоре Речной республики, словом — вывалил на полковника всю ту информацию, что бурлила в его голове уже два дня. В завершение он сообщил табранцу о предпринимаемых действиях. Последняя часть его монолога вышла обидно короткой: слежка за ключевыми персонами, перлюстрация их переписки и попытки добраться до ответов с помощью рассуждений и логики.
Когда да Гора закончил, Ауэрштедт, наконец, соизволил кивнуть. Помолчал, а спустя несколько секунд спросил:
— Простите меня, барон. Может быть, мой вопрос покажется вам бестактным, но… Почему, во имя Единого, вы не схватили подозреваемых и не выбили из них правду?
Бенедикт да Гора чуть наклонил голову, чуть приподнял левую бровь и пристально взглянул на собеседника. В этот миг он вновь стал похожим на себя: всегда ироничного дворянина и дамского угодника. Слова, которые он произнес были настолько салонными, насколько это вообще возможно.
— Вы серьезно, полковник? Так делают у вас в Табране?
И вновь ирония не оставила ни царапины на гранитной серьезности табранца. Ответ его был весомым и уверенным.
— Так делают везде, где власть монарха находится под угрозой.
— Серьезно? Вы
— А сейчас у вас небольшой костер?
“Наш полковник умеет пикироваться?” — подумал Бенедикт. Но ответил:
— Я не вижу угрозы монарху. Да, кризис. Да, заговор. И да, демоны их забери, наши таны играют на руку речникам. Но это не угроза целостности государства. А банальнейшая борьба за влияние. С привлечением третей стороны, что, согласитесь, нередкое явление. При самом плохом варианте мы рискуем потерять голоса десятка прежде нейтрально настроенных баронов. Это означает, что правительству Фрейланга придётся на равных разговаривать с партией консервативных танов, под руководством старого лиса да Урсу. И, да, в этом случае не будет никакой Конфедерации независимых государств! Что, безусловно, плохо, но все же не настолько, чтобы говорить об угрозе власти монарха!
Полковник выслушал речь барона, хмыкнул, но не произнес ни слова. Бенедикта это уязвило, но он сумел удержать себя в руках.
— Можно спросить у вас, полковник, что такого смешного я сказал?
— Вы давно были на улицах вашей столицы, барон? — вместо ответа спросил его Ауэрштедт.
— Полчаса назад! Какое это имеет отношение!..
— Сам пока не пойму… — задумчивым тоном проговорил табранец, чем моментально погасил раздражение да Гора. Сошел-таки с места, на котором стоял и принялся расхаживать по комнате, оставляя новые следы в пыли. — Но город гудит, как гнездо лесных пчел, по которому кто-то стучит палкой. Мои люди докладывают, что горожане создают в своих кварталах отряды милиции.
— Вот вы о чем! Лунный волк. — прозвище убийцы Бенедикт произнес как ругательство. — Тоже…кхм… проблема. Какой-то безумец режет девиц. Естественно, что люди волнуются и стремятся хоть как-то защититься! Ведь ни городская стража, ни судебная инквизиция до сих пор не может найти мерзавца! Но какая связь?..
Ауэрштедт покачал головой, одновременно соглашаясь и демонстрируя сомнения.
— Распаленная толпа, да под кризис в верхах…
Барон подался назад всем корпусом.
— Вы что же, полковник, считаете, что от страха перед убийцей горожане кинутся на стены Инверино?
— Кто знает? Может да, а может нет. Но это странно, согласитесь! Пока я просто вижу, что в вашем городе происходит очень много событий. И совпадений. А я очень настороженно отношусь к совпадениям. И еще слухи, барон. По Сольфик Хуну невероятно быстро разносятся слухи! Словно бы все ваши добрые горожане поголовно научились читать и им разносят газеты в каждый кабак!
— В каком смысле? — не понял Бенедикт. — Какие слухи?
— Разные. — табранец пожал плечами. — Обо всем. О браватте этого вашего да Вэнни, о ругани дворян на Совете, о Лунном волке, наконец, и о каждой его жертве. Просто невероятная осведомленность! Кто-то раскачивает вашу лодку во время шторма — так у вас, кажется говорят?