Деляга
Шрифт:
Все надписи в правах дублировались на каком-то иностранном языке. Как ни силился Вова определить на каком именно, так и не смог. Но не английский, точно. И не немецкий. На французский тоже не похоже. Любопытство разбирало не по-детски.
— Турецкий это, — ответил Кальман.
— Турецкий? — изумился Вова. — А почему именно турецкий, Аркадий Львович?
Старлей только плечами пожал.
— Не знаю. Кстати, это дело обмыть бы надо.
Надо, конечно, но где взять. Случай подвернулся на следующий день.
Вова
— Живая?!
Похоже, девушка не пострадала, Вова помог ей подняться. Уже и рот открыл, чтобы матом проехаться по ее умственным способностям, но санинструкторша опередила.
— У меня раненые, тяжелые! Один уже умер, их в госпиталь надо, срочно!
— Раз надо, отвезем, — смутился Вова, — но под колеса-то, зачем кидаться?
Лязгнули запоры кузова.
— Лезь наверх, там принимать будешь.
Узкая юбка не позволяла выполнить Вовин план. Плюнув на стеснительность, девушка решительно задрала обмундирование, мелькнули коленки, молочно-белая кожа, воображение мгновенно дорисовало остальное. Твою мать, тут люди умирают, а мысли все о том-же. Озабоченно засопев, он подсадил девушку в кузов.
Раненых перегружали вдвоем с водителем «санитарки». Обескровленные лица и окровавленные бинты, стоны, хрипы. Хорошо, если без сознания, тогда проще, хуже, когда ты видишь, что причиняешь человеку дополнительные страдания. И времени на бережное обращение с ними нет. Шестого оставили в кузове, ему уже не помочь. Второй раз лязгнули запоры, и Вова прыгнул за руль. Вот еще дилемма: гнать — раненных растрясешь, ехать осторожно — можно привезти одни трупы. Лопухов постарался выбрать золотую середину, благо вой мотора звуки из-за спины глушит полностью. По кабине забарабанили, Вова приоткрыл на ходу дверцу и высунулся.
— Налево! Госпиталь налево!
Пришлось резко вывернуть руль. Грузовик едва вписался в поворот. Госпиталь располагался в почти целом кирпичном здании. Похоже, бывшая школа. Влетев во двор, Вова вдавил клаксон, развернулся и задом сдал к дверям. Разгружали раненых девчонки-медсестры. Вова подтягивал их к откинутому борту. Четверых вынесли, с пятым вышла заминка.
— Ты раньше у десантников был?
Голос слабый, Вова не сразу сообразил, что это раненый обращается к нему.
— Ну, был.
— А я из второй роты, не помнишь меня?
Вова присмотрелся, но не узнал. Да и мудрено было узнать, бледное от потери крови лицо, синие губы, ввалившиеся глаза и заостренный нос.
— Нет, не помню. Да ты прямо скажи, чего надо?
— Будь человеком, дай водички.
А повязка-то у самого на животе.
— Не дам, нельзя тебе.
— Ну, хоть капельку, только губы смочить, — начал канючить раненый, — у меня в правом кармане пистолет трофейный. Ты его себе возьми, а мне водички дай.
Вова заколебался. Пистолет — весьма ценная для обмена вещь, а воды можно, действительно, чуть-чуть…
— Потерпи, нельзя тебе, — чувство долго все-таки взяло верх над жадностью.
— Мочи нет терпеть…
Из открытых дверей донеслось шарканье сапог по ступенькам, медсестры возвращались.
— Вон уже сестрички иду, сейчас тебе помогут.
— Хорошо. А пистолет ты себе возьми.
— Да за что?
— Возьми, все равно отберут.
В этом раненый был прав — отберут. Пока медперсонал не успел нарисоваться, Вова извлек трофей и быстро спрятал. Вместо привычного вальтера или парабеллума, у него в кармане оказался небольшой, обтекаемой формы пистолет. Такие игрушки особенно ценились у женщин-военных. Последнего раненого унесли. Посреди залитого соляркой кузова и подтеков масла, остались несколько черных пятен. Ничего, кузов железный, отмоются, не в первый раз.
Вова залез в кабину и только там разглядел трофей. «Маузер», 7,65, обойма полная, но только одна. И кобуры нет. Но на флягу со спиртом точно потянет, местные обменные курсы он уже хорошо представлял. А кобуру мадам, которой он достанется, местный шорник за день сделает. Однако, надо кого-нибудь, имеющего доступ к спирту найти. А кого? Нужными связями он обрасти еще не успел. Прихватив ППШ, Вова вылез из кабины. Висящий на плече автомат придавал уверенности и должен был производить впечатление на будущего партнера по бартерной сделке.
— Кто у вас спиртом заведует?
Первая же, отловленная Лопуховым, девчонка в белом халате, изумленно захлопала глазками, переваривая столь грубый наезд.
— Марь Степанна, старшая медсестра.
Не годится, вести с женщинами деловые переговоры Вове не приходилось. К тому же не ведомая старшая медсестра почему-то представилась в образе страшной толстой мегеры.
— А хозяйство кто занимается? Ну там тряпки всякие, белье, обмундирование…
— Старшина Бабич.
— И где его найти?
— А вон дверь в подвал, там он и сидит.
Подходящая для женского царства у старшины фамилия. Только, похоже, любовью он здесь не пользовался, по крайней мере, у младшего медицинского персонала. Старшина оказался толстым мужиком лет сорока пяти с отвислыми усами и украинским говором. Вову он встретил неприветливо.
— Чого треба?
— Да вот, на флягу спирта сменять хотел, — Вова подкинул в руке трофей.
Цепкие глазки старшины моментально оценили предмет.