Деляга
Шрифт:
— Рама винтом пошла, — дал заключение один из ремонтников.
Трос укоротили, тягач потащил добычу на разборку в расположение автороты.
В подъеме второго «студера» Вова участия не принимал, он уже полным ходом восстанавливал свою машину, используя запчасти распотрошенного «шевроле». Историю подъема рассказал Никифоров.
— Машину шестами с лодки нащупали. Михальченко спирту глотнул, трос в руку взял и нырнул. Выныривает, «зацепил» с первого раза. Ну его сразу на берег, спиртом растирать. Тягач тянет, кабина из воды
— Пацаны говорили, что грузовик был американский, с тремя мостами, — встал на защиту Лопухов.
— Ты дальше слушай. Кальман орет «ты что зацепил?», Иваныч «что нащупали, то и цеплял, там же ни хрена не видно». Прочесали дно второй раз, нашли еще что-то, а что именно не понять. Только он на боку лежал, повозиться пришлось, пока на колеса перевернули. Вытащили, точно «студер», в кузове несколько ящиков осталось со снарядами. А мы его тягачом кантовали, хорошо, хоть взрыватели не были вкручены.
Вова пошел, взглянуть на добычу. Если не считать выбитых стекол и помятого крыла, машина выглядела вполне целой. Значит, починят, номера сменят, и будет в автороте на одну единицу автотехники больше.
Свой «шеви» Лопухов восстановил за неделю. Машина, конечно, не выглядела как новая, скорее наоборот, как изрядно помятая жизнью, но все-таки ездила. Причем неплохо. Вова даже сменил два колеса на более приличные и обзавелся второй запаской, вещью, на фронтовых дорогах, крайне необходимой. Успел как раз к началу нового наступления. Нашего, конечно же.
Числа десятого января, выпало Вове обратным рейсом раненых в медсанбат везти. Уже в темноте, он сдал задом во двор, крытой соломой хаты, попутно свернув попавшийся под колеса плетень. Началась привычная суета — разгрузка и сортировка. Вова в ней участия не принимал, стоял у заднего борта, в тайне надеясь увидеть знакомое лицо. Точнее, знакомых лиц тут суетилось много, но одного, того, что нужно, не видно.
— Сколько привез?
— Семерых. Здрасьте, Нина Антоновна.
— Лопухов, Вова? Не узнала.
— Значит, богатым буду.
Не выдержав, Вова поинтересовался.
— А как там Анечка поживает?
— Нет ее больше.
— Убили?! — ахнул Вова.
— Типун тебе на язык, домой отправили.
— Это почему?
— Да потому, что пузо расти начало. А капитан-то ее, как узнал, так сразу и перевелся куда-то. Говорят, жена у него в тылу есть, и ребенок.
Вова произвел немудреный расчет. Выходит, что, когда он сюда попал, она уже… Дура девка. Да и сам хорош.
— Закончили? До свидания, Нина Антоновна.
Лязг стального борта заглушил ответные слова, но почему тогда так сжалось сердце? Вдруг захотелось закурить. И выпить. Точнее, напиться. Но некогда, канонада пробивалась даже сквозь бормотание мотора на холостом ходу.
В середине января наше наступление выдохлось. Корпус вывели во фронтовой резерв, и водителей появилось время на приведение техники в порядок. Упорный Вова нашел-таки крыло для своего «шеви», подкрасил, подмазал, подрегулировал с помощью более опытных товарищей и грузовик преобразился. Не стыдно и в город, не то, что на склад ГСМ выезжать.
На двадцать третье февраля в роте состоялось торжественное построение, первое на Вовиной памяти. По случаю успешного окончания прошлого наступления и скорого начала следующего, начальство решило поднять боевой дух водителей и расщедрилось на сладкие плюшки. Кого наградили, кому новое звание обломилось. Кальман, наконец-то, стал капитаном. Вова, по причине долгого валяния в медсанбате, ни на какие награды не рассчитывал. Стоял, прикидывая, когда эта бодяга закончится, поэтому на фамилию свою отреагировал с запозданием. Осторожно пихнул локтем стоящего справа Михальченко, благо дело происходило во второй шеренге.
— Слышь, Иваныч, там, кажется, мою фамилию назвали?
— Назвали, — прошипел сосед.
— А чего мне дали-то?
— Ефрейтора.
— Хорош врать.
— Я прав…
Никифоров, стоявший в паре человек справа в первой шеренге, обернулся и выразительно глянул на обоих. Под лейтенантским взглядом оба говоруна тут же заткнулись.
Торжественный марш рота с треском провалила, не умели водители строем ходить, хоть и старались, но подполковник из штаба, глядя на это зрелище морщился, как от зубной боли. Под конец, когда шел взвод ПФС кто-то кому-то на ногу наступил, тот споткнулся, чуть свалка не образовалась. На начальственное замечание Кальман только руками развел.
— У меня треть машин на приколе, на оставшиеся все равно водителей не хватает, еще только строевой подготовкой осталось заняться.
Начальство еще малость побурчало и убыло, а Вова отправился выяснять, правда, что ли ему ефрейтора дали или это Иваныч прикалывается? Лучше бы дали еще одну медаль, на орден рассчитывать нечего, а то одинокий серый кругляш на левой стороне гимнастерки выглядел как-то сиротливо. Вот в паре… Вот справа — все в порядке, две золотистые нашивки и надраенный до блеска гвардейский значок, похожий на орден боевого красного знамени, сразу видно — герой.
— Возьми у старшины басон и форму приведи в соответствие.
Нахмурившийся Вова догадался вскинуть ладонь к виску.
— Есть.
— И с тебя причитается, — напомнил взводный.
— Само собой.
С вечера посидели хорошо, поводов много было. Вова нет, нет, да и бросал взгляд на свои погоны, непривычно перечеркнутые узкой красной ленточкой. Нет, эйфории не было, неожиданное повышение не давало каких-либо дополнительных привилегий, но и новых обязанностей не накладывало, как крутил баранку, так и дальше будет крутить. Но где-то в глубине души… Короче, набрался он основательно.