Демократия и тоталитаризм
Шрифт:
С крушением традиционных общинных ценностей страна оказалась в духовном тупике. В Рунете можно легко купить героин, заказать любой документ, у каждого — своя цена. Тогда зачем нужны законы? Может, стоит отбросить лицемерие и отменить право, которое у нас всё равно кулачное? По крайней мере, тогда исчезнет паразитический слой юристов, чиновников, судей, пронырливых «консультантов», заполнивших мутные воды российской государственности. В стране, где никакие заслуги перед обществом не гарантируют старость, где сознательно углубляется разрыв поколений — молодёжь презирает стариков, а старики поражаются ограниченностью молодёжи, — где каждому только до себя, а ближний может вызвать лишь зависть, в такой стране жить невозможно. В её удушливой атмосфере можно лишь выживать. Недаром Россия занимает третье место в мире после Ирака и Сомали по количеству желающих выехать из страны. Куда угодно! И это при том, что уровень жизни у нас всё ещё выше, чем в Африке, Латинской Америке или Индии. Дело в тяжёлом психологическом климате, который ощущает каждый, в абсолютном несоответствии устоев построенного общества представлениям об элементарной справедливости. Должна быть выведена новая порода людей, воспитанная на потреблении, не брезгующая ничем ради денег, подогнанная под мораль дикого капитализма. Они должны быть примитивнее, жёстче, черствее. Но это будет уже другой народ с другой усреднённо-низкой
Управление в СССР, где апеллировали к сознательности масс, методологически было неверно ориентировано. Точно предвидя крушение СССР, живший две с половиной тысячи лет назад китаец писал: «Если управлять людьми как добродетельными, то неизбежна смута, и страна погибнет». Вероятно, современная власть, учитывая ошибки прежней, решила сделать акцент на второй части его тезиса: «А если управлять людьми как порочными, то всегда утверждается образцовый порядок и страна достигает могущества». Но крен в противоположную сторону принёс ещё более плачевный результат: Россия — страна перегибов, миропонимание в ней никогда ассоциировалось с меропониманием. И сегодня под вывеской либеральной свободы скрывается разномыслие, разброд и абсолютный хаос в этических представлениях. А между тем творцы китайского экономического чуда руководствовались другим: «Государство, добившееся сосредоточения всех усилий народа на едином хотя бы на один год, будет могущественно 10 лет; государство, добившееся сосредоточения всех усилий народа на едином на 10 лет, будет могущественно 100 лет; государство, добившееся сосредоточения всех усилий народа на едином на 100 лет, будет могущественно 1000 лет».
В Москве славян уже меньше половины, повсюду слышится разноплеменная речь, а русский, исковерканный американизмами, уже не кажется родным. Боэций, последний из римлян, вспоминая былое величие квиритов, в окружении торжествующих варваров утешался философией.
А что ещё остается обречённым наблюдать вырождение собственного народа?
РАЗ, ДВА — И ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ
Деление войн в прошлом столетии на Первую и Вторую Мировые, а также «холодную», на мой взгляд, отражает лишь видимые, горячие фазы одного процесса — борьбы англосаксонского мира за мировое господство. Это была титаническая борьба аристократического рыцарского духа Европы и возрождённой императорской Японии против английского прагматизма и его логического завершения — американского утилитаризма. И немецкое, и японское руководство грезили о возрождении феодальных духовных традиций, воспевали жертвенность и верность долгу. В своих построениях будущего, для того чтобы крепко стоять на ногах, они опирались на традиции, англо-американцы же схватились за будущее, положив в основу своего развития ориентацию на современников и сегодняшний день. В этом фундаментальное отличие гитлеровского национал-социализма и сталинского коммунизма (интернационального в той же степени, как Российская Империя, и по сути решавшего те же внешнеполитические задачи) от западных плутократий. Это была схватка Марса и Меркурия, слепок с Пунических войн — арийского, национально ориентированного республиканского Рима и торгового семитского Карфагена (а русские послужили наёмниками не хуже галлов и нумидийцев). В той или иной форме сражения продолжались всё XX столетие: начавшись в 1914-м, закончились в 1991-м полной победой англоговорящих. Высоким моральным духом объясняются первоначальные успехи стран оси, которые в промышленном и людском потенциале уступали Антанте в два-три раза. В тридцатых эти страны буквально кипели пассионарностью. Их трагедия заключалась в том, что и в СССР она была избыточной. В совокупности с подавляющим превосходством в ресурсах это и решило исход борьбы. Удалённые от основных театров военных действий континентальное и островное государства одержали победу малой кровью. Кровь их граждан — это капля в реках чужой! И всё для того, чтобы, сосредоточив в руках мировую власть, насаждать идею вульгарного потребления? Неужели это венец истории? Неужели ради него принесены миллионные жертвы?
После горячей фазы, окончившейся в 1945-м, Россию добили по инерции в «холодной» войне. Несмотря на воодушевление главного вершителя победы, спустя два поколения тотальное превосходство в материальнотехнических ресурсах сыграло свою роль. Шестая часть света — это всего лишь шестая его часть. Вызывает удивление не то, что СССР рухнул, а что продержался так долго. И расправляются с нами по накатанной схеме. Политика десоветизации — это калька программы денацификации, проводимой американцами в Германии. (Ещё при Аденауэре закрытые опросы показывали, что немцы считают Гитлера величайшим политиком — и это после сокрушительного разгрома!) Цель пропагандистского очернения — вытравить из народной памяти очевидные достижения того периода, расставив акцент на негативных сторонах, затушевать, замазать то, что является предметом гордости (а значит, может сплотить население в нацию). Пересмотр кабального Версальского договора (контрибуции по которому немцы должны были закончить лишь к 1980 году, его требования, впрочем, сменили выплаты за холокост), объединение немецких земель, отданных Чехии и Польше, реорганизация разваленной «демилитаризованной» экономики. Создание ядерного оружия, запуск в космос Гагарина, воодушевление первых пятилеток, победы в Олимпиадах, статус сверхдержавы. О трагедии выселенных чечено-ингушей и крымских татар не дают забыть, массовое переселение судетских немцев подаётся как акт милосердия для чехов и выполнение международных соглашений. И оно было произведено уже в мирное время, а чечено-ингуши и крымцы, готовые к сотрудничеству с гитлеровцами, могут быть приравнены к заключённым в лагеря японцам после Пёрл Харбора.
Взамен героике коммунистического строительства, подвигу во имя Фатерлянда и верному служению земле богов, как называют Японию, предлагается Потребление, мораль мелких лавочников с возвратом средневекового религиозного реликта и засилье духовных пигмеев. Под вечную песнь демократии создаются условия, при которых элитой считаются не одарённые пассионарии, а серые посредственности, демонстрирующие свою поведенческую модель в качестве примера для подражания. Таковы итоги революции плебеев. Но без постановки грандиозных задач, без осознания собственной исключительности, выделенности среди других наций, народ превращается в аморфную, разобщённую массу. В психологическом плане при этом абсолютно безразлично, какие корни имеет чувство превосходства — немецкая расовая теория, русская коммунистическая идея, американская мечта, еврейское религиозное мессианство или японская приверженность традициям. Везде индивид должен ощущать свою принадлежность к избранным. Это и есть подлинный патриотизм. Всё другое — фикция. Можно ли любить слабое, вороватое отечество? Можно ли гордиться государством, которому нет дела до граждан? Страной, прошлое которой распинают, а будущее которой туманно? И британец уверен в собственной исключительности по факту рождения. И для распевающего гимн американца Америка превыше всего, он всегда с ней, права она или нет. Только лидерство за мировую власть выделяет исторические народы среди остальных. А силы они черпают в грозной самоидентификации, ощущая себя единым организмом, усиленно размываемом пропагандой глобализации.
Сегодня власть безоговорочно принадлежит англосаксам. Но поляризация свойственна миру. И на сцену выходит ещё один игрок — Китай. Страна с тысячелетней культурой, модернизированная, сплочённая Коммунистической партией. Её гигантские темпы роста обусловлены теми же причинами, что и СССР 20–30-х. Так же быстро, как и при германском четырёхлетнем плане, осуществляется индустриализация, техническое оснащение армии и флота. Как Германия и Япония, Китай опирается на национальные традиции и способен бросить вызов «Империи Добра». Китай, очевидно, учёл негативный опыт Советского союза, клюнувшего на «демценности», вместо Тяньаньмэня допустившего поражение ГКЧП, и стал нечувствителен к пропаганде «Свободного мира». Третью Мировую в её горячей фазе сдерживает лишь наличие ядерного оружия. Но газы и химическое оружие не остановили бойню Второй Мировой, и атомные снаряды также могут пролежать на складах. Или Штаты всё же выстроят щит ПРО, став неуязвимыми, тут же разыграют ядерный козырь. А кто их остановит? Стала же послушной марионеткой ООН, как раньше Лига Наций, бомбили же на глазах у цивилизованного просвещённого сообщества Ирак и Югославию. В сущности, Третья Мировая уже идёт — информационной, торговой, пропагандистской составляющей. К борьбе идеологий на этот раз добавляется расовый компонент. Противостояние США и Китая надо понимать шире: как противостояние Азии против покорённой англосаксами Европы. Война — отец всему, говорил Гераклит. И этим глобальным противоборством будет определяться дальнейшее развитие в XXI веке. Именно оно стимулирует прогресс, позволит выйти из состояния духовного застоя, в котором пребывает человечество. Жёлтые берут реванш у белых за двухсотлетнюю экспансию, разгромленный Пекин и опиумные войны. Азия, тысячелетия первенствующая на планете, возможно, опять займёт лидирующее положение. При этом обе стороны будут перетягивать на себя исламские страны. Можно только предполагать, как поведёт себя Япония, всё больше уходящая из сферы влияния США и вовлечённая в орбиту гигантского китайского рынка. Или Германия, в которой могут воскреснуть подавленные реваншистские настроения. Они могут разыграть свою карту, потребовав пересмотра границ, начертанных в Потсдаме. Победит ли у них голос крови? (Британия и Россия, ослабленные событиями прошлого столетия, списаны со счетов в разряд второстепенных игроков.) И на чью сторону встанет бывшая британская колония Индия?
В Америке созданы все условия, чтобы человек мог не отвлекаться от работы. Протестантская мораль в конце концов создала общество трудоголиков. Но сегодня огромная часть американцев сосредоточена в сфере услуг. Обувает, одевает и кормит весь мир Китай. Американцы обольщаются, что удержат лидирующие позиции за счёт долларового станка и высоких технологий. Но потерпит ли такое положение Юго-Восточная Азия, где из-за бегства капиталов и дешёвой рабсилы накапливается основное производство? Не произойдёт ли «мировая революция», когда низы трудовых народов свергнут верхи паразитических, потребляющих львиную долю планетарных ресурсов? Ведь им достаточно замкнуться внутри себя, сделав ставку на собственные силы. Привыкший к работе в белых перчатках, отказывающийся от тяжёлой промышленности, которая перекладывается на народы второго сорта, Запад будет поставлен перед выбором: либо снова, как в XIX веке, засучить рукава, либо умереть с голоду. Найдёт ли он, сибаритствующий уже второе поколение, в себе силы? Состоятельна ли теория «золотого миллиарда»?
Ещё Мережковский на заре XX столетия предупреждал об опасности, поджидающей Западную цивилизацию, вставшую на путь экономической роботизации и подавления личностного начала. В лице азиата, писал он, европеец встретит конкурента, которому с неизбежностью проиграет затеянную гонку, потому что жёлтые самой природой в большей степени предрасположены к железной дисциплине и массовой организованности.
ПЕРЕЖИТОК ПРОШЛОГО
В восьмидесятые упавший прохожий собирал толпу, а в девяностые через бомжей стали перешагивать: «Это их выбор, мы живём в свободной стране».
Может, совесть, и правда, химера?
В середине восьмидесятых СССР потрясло сообщение из Узбекистана, где некий Адылов, директор колхоза, выращивающего хлопок, принуждал в сезон урожая работать отдыхавших поблизости туристов, приехавших на каникулы студентов, школьников. Жителей окрестных деревень сгоняли на поля силой, их рабочий день не нормировался. Это был рецидив Средневековья.
Но и смертную казнь тогда ещё не отменили!
А сегодня «адыловщина» пришла в Россию. У российских неофеодалов, скупивших за бесценок разорённые сельхозугодия, повсеместно распространена практика нанимать гастарбайтеров из Средней Азии. Мало того, что они вкалывают за гроши по восемнадцать часов без выходных, у них ещё отбирают паспорта, чтобы под занавес урезать зарплату. На равных со взрослыми работают дети, но их труд оценивается значительно ниже, зачастую и вообще не оплачивается. Живут мигранты в вагончиках, где ночами мёрзнут, поэтому спят не раздеваясь. Они лишены элементарной социальной защиты, медицинского обслуживания, пропахшие скотным двором, заставляют вспомнить римское: «Раб — лишь орудие труда, только говорящее». А когда голод вынуждает их просить аванс, экономные приказчики грозят увольнением. Ничего личного, просто так рентабельнее. У местных гастарбайтеры не вызывают сочувствия: «А зачем приехали?» При этом положение «русской рабсилы» немногим лучше. Те же сверхурочные, то же бесправие. В деревне возрождается крепостничество, а в городах элитные кварталы огораживают железным забором и усиленно охраняют. От кого? От соотечественников? За полтора десятилетия мы очерствели, огрубели и «душой опрыщавили». Нас манят маячащим на горизонте экономическим благополучием, говорят об обществе потребления, но, похоже, мы потребляем друг друга, как пауки в банке.
О каком же сплочении может идти речь?
Казалось бы, тонкие материи относятся к церковной епархии, казалось бы, религия ответственна за нравственность. Так ведь нет! Вера превращается в предмет гордости, как дорогой автомобиль. «Обрядоверующие» со свечками упиваются собственной «духовностью», внутренне отделяя себя от язычников, они обретают не только психологическую устойчивость, но и чувство социального превосходства. Призывая к смирению, русская церковь духовно «крышует» расслоение, подчиняясь царящему вокруг, предлагает и свою услугу: «Небо для богатых!» Это откровенный кальвинизм, поощряющий «трудолюбивых» менял и «честных» ростовщиков, сколотивших состояние на крови, но причём здесь Пришедший к рыбакам и блудницам? При этом Православие в современной России предлагается как униформа в магазине готового платья, а все, кто шьют на заказ, объявляются безбожниками.