Демон искушения
Шрифт:
Она ведь раньше без названия была совершенно, эта бухта. Чалились тут катера местных рыбаков. Катамараны, лодки, сдаваемые внаем. Выстраивались за ними хилые очереди. Загорать даже кто-то пытался на неуютном каменистом берегу. Местные пьянствовать сюда частенько приходили, оставляя после себя пластиковые «полторашки» со стаканами и пустые пакеты из-под чипсов. Обитаема, одним словом, бывала бухточка. Единственно, чем страдала, это безымянностью. И тут вдруг такой подарок судьбы — серые камни раскрасили, название приклеили и даже сподобились мосток для ныряния соорудить.
К
Можно было бы и не ходить, ей вдруг уже стало неважно, говорит ее муж с неведомой ей женщиной по телефону или нет. Просто очень захотелось его увидеть, прислониться к его плечу, почувствовать его руки на своем затылке, услышать, как он насмешливо шепчет ей что-нибудь на ухо. Может и солгать, конечно, а, да ну и черт с ним, пускай лжет. Главное, чтобы он был тут — с ней, рядом, а все остальное…
Все остальное подождет до возвращения.
Все! Точка! Не станет она чинить никаких разборок на отдыхе. Ни за что не станет, сколько бы ее Тамара ни подначивала. Это ее личное решение, и никому она его корректировать не позволит.
— Юлька, ты чего врезала?! — завопила Тамара где-то позади, за ее спиной.
Юля удивленно оглянулась.
Надо же, а она и не знала, пошла ли за ней следом их тучная соседка, нет ли. Ушла и даже ни разу не обернулась.
— Чего говорю, так приударила? С Серегой из Пензы Степан твой, — подошла к ней Тамара, тяжело, прерывисто дыша. — Никаких баб нет с ними. Чего так ломиться-то?!
— А вам чего, собственно, нужно от меня, Тамара?
Юля вдруг решила, что ей надоела собственная деликатность, которая мешала раз и навсегда избавиться от назойливого присутствия соседки. И она тут же поняла, что станет говорить сейчас грубо и резко. И заставит полную тетку, едва поспевавшую за ней непонятно с какой целью, развернуться обратно.
Пускай идет себе в свою комнату, засядет там за дамские журналы и, перелистывая толстыми пальчиками страницу за страницей, пускай проводит параллели между вымышленными героями из статей и людьми, ее окружающими. Пускай сколько хочет ищет и находит сходства и изумляется, и умиляется, и, что хочет, пускай делает. Но делает пускай все это наедине с собой, в тиши своей крохотной съемной комнатенки, и не навязывает пускай никому своих подозрений, взращенных на благодатной почве глянцевой дребедени.
Ее-то пускай оставит в покое! Что ей с нее?!
— Мне? От тебя? Юленька… Да ничего мне от тебя не нужно, скорее наоборот. Позволь дать тебе один совет, — круглые, как у совы, глаза соседки моментально наполнились житейской мудростью, которую та готова была изливать все равно на кого с утра до вечера. — Никогда…
— Не позволю! — закричала Юля, отступая от Тамары на два шага. — Не позволю я вам давать мне никаких советов! И преследовать меня не позволю тоже! Оставьте меня… нас в покое! Не смейте за мной идти! Уходите!
— С какой это стати? — Житейская мудрость в ее глазах тут же замерзла, окаменела, сделавшись серой, как те камни, что кому-то пришла в голову идея раскрасить голубым. — С какой это стати я должна уходить?!
Юля только хотела раскрыть рот, чтобы сказать, что она и не думала ни на кого рассчитывать, что ей этого и даром не надо, и за деньги пусть не будет предложено, как поведение Тамары заставило ее промолчать.
Та вдруг резко обогнула ее на узкой дорожке, двинув толстым бедром так, что Юля покачнулась. Встала сусликом, насколько позволяла ей ее комплекция. Точнее, толстым сусликом. Приложила ладонь козырьком к глазам и заохала, заохала.
— Что там? — стараясь говорить насмешливо, спросила Юля.
Ей, конечно же, было интересно, что там вдалеке, метров за триста, сумела рассмотреть востроглазая Тамара. Сама она так далеко, а именно на таком расстоянии теперь от них лежала голубая бухта, видеть не могла. Сто, сто пятьдесят метров — был ее предел. Дальше все сливалось, брезжило и делалось безликим и неразличимым. Врачи не считали это началом близорукости и очки пока не советовали надевать. «Еще успеете, наноситесь». — утешали они ее, выписывая витамины.
— Что там, Тамара? — повторила вопрос Юля, потому что та не ответила, продолжая вести себя с загадочной странностью — то головой покачает, то что-то шептать начнет.
— Что-то там стряслось, Юлька! Одним местом чувствую, что нелады в голубой бухте. Какие-то машины с мигалками туда помчались. То ли милиция, то ли «Скорая», с такого расстояния не разгляжу. Но вот мигалки вижу отчетливо. Либо опять кто напился и подрался. Эти молодые раздолбаи частенько там потасовки устраивают. Мне хозяйка наша рассказывала, что в прошлом году там парня молодого порезали. Давай поспешать, а то не ровен час к нашим мужикам какое хулиганье пристанет.
Дерзить и избавляться от нее Юле тут же расхотелось. Одна она точно не добежит туда, свалится в какой-нибудь овраг от непонятного разом нахлынувшего страха. И будет там валяться в колючках и скулить, как заблудившийся щенок.
Подхватив Тамару под руку, решив позабыть на время о неприязни и о том, что халат на толстушке весь пропитался потом и издает характерный запах, Юля потащила ее бегом к голубой бухте.
Глава 4
— Машка, ты чего такая хмурая?
Маша вздохнула.
Голос одноклассника и закадычного друга звучал в трубке не вполне уверенно. Либо уже был под пивными градусами, либо только что залпом выкурил две сигареты. Он как накурится своей вонючей дешевки, так сразу дурак дураком делается.
— А чему радоваться, Макс? — еще один тяжелый вздох, от которого как-то неприятно сделалось под левой лопаткой.
— Так днюха же у тебя сегодня, Машка! Это же классно!
— Чего классного, Макс? Чего тут классного?
— А тебе чего, не отмечают, что ли?! Че отчим зажал днюху?! Вот козел! — не успев выслушать ответ, тут же поспешил посочувствовать Максим.