Демон искушения
Шрифт:
Она отключилась, а Невзоров еще минут пять сидел, обмерев, и слушал, как истошно вопит коротким квакающим зуммером в его руках телефонная трубка.
Что она только что сказала, эта гнусная баба?! Что Макс приходил к ней и спрашивал Машку?! Да, кажется. Но с какой стати ему ее там искать?! Она же… Она же еще четыре, нет, пять часов назад хохотала в его загородном доме и жрать его звала, этого худосочного говнюка. И все было в порядке, чего теперь?! Куда могла подеваться его дочь из дачного дома? Ведь если этот паршивец ее обидел чем и Машка взбрыкнула и уехала, вполне логично ей появиться
Не захочешь, Колю Семенова вспомнишь, что призывал его к уму и логичности в поступках. Он будто знал и повторял без конца:
— На хрен тебе, Олег, проблемы чужой бабы. Своих, что ли, мало?
Невзорову и в дурном сне не виделись проблемы именно такого плана.
Его Машка… Его дочь снова куда-то пропала! Снова сбежала, так получается? Я от бабушки уйду, я от дедушки уйду… Как в старой детской сказке, черт побери! Сначала от матери удрала, теперь вот от друга закадычного, предоставившего ей укрытие. А может…
Может, этот говнюк начал к ней приставать?! А что?! У них в это время гормон играет, мозги не включены, запросто мог вытворить что-нибудь подобное. Ох, блин! Ведь ноги же ему тогда выдернет и к башке приставит, если что-нибудь в этом роде подтвердится. Он же ему…
Разойтись как следует Невзорову помешал очередной звонок, теперь уже в дверь.
Машка! Господи, ну слава тебе, нашла дорогу! Где блуждала-то столько времени?! Сейчас вот она получит, засранка. Сейчас он ей выдаст порцию отцовской любви и ласки, чтобы знала край, да не падала. Ишь, моду взяла из дома в дом порхать, как мотылек какой-нибудь.
На пороге стояла вовсе не его дочь Машка, а Юля Миронкина. На ней был домашний шелковый костюм, домашние шлепанцы, а в руках дамская кожаная сумка.
— Чего это?.. — Он растерянно попятился. — Вы что, прямо из постели?
— Да! Нет! Почти… — Юля шагнула в его прихожую. — Я просто на машине, не стала переодеваться.
— А что за срочность такая?
И вот тут Невзорову полезли в голову совершенно неуместные грешные мысли. Что Миронкина неожиданно решила воспылать к нему неожиданной страстью, потому и заявилась в столь поздний час, буквально в чем мать родила. Пусть и не совсем, но под тонким шелком белья не угадывалось. Что она решила взять, так сказать, быка за рога и не ждать дня завтрашнего, когда они собирались встретиться. Что сейчас и сегодня, и не позволив отступить…
Вот приблизительно такая хрень поползла Невзорову в голову, когда он рассматривал свою гостью в упор, потихоньку пятясь от входа.
Нет, еще он вдруг вспомнил, что на нем старая растянутая майка, пропахшая жареной картошкой, нелепые спортивные штаны с простроченными когда-то стрелками и распустившимися через сантиметр. Что он еще не был в ванной и на башке у него черт знает что, но…
Но Юля и не думала, как оказалось, его соблазнять. Она вдруг заплакала прямо у порога и прошептала, глядя на него виновато:
— Беда, Олег!
— К-какая беда?
Все, он уперся спиной о стену, дальше пятиться было некуда. Нужно было говорить с ней, смотреть на нее, а это было не так уж просто. Шелк
— Мне только что позвонили… Опять тот же голос, как тогда, когда деньги с меня требовал, и он…
Юля отвернула лицо, уперевшись подбородком в подрагивающее плечо, и зажмурилась.
— Что он? — поторопил Невзоров.
— Он сказал, что… Что, если вы от меня не отстанете, то ваша дочь…
При чем тут его дочь и Миронкина?! Какая связь?! О, боже мой, нет!!! Машка!!! Она что, не сбежала???
— Говорите быстро! — Он даже не помнил, как осмелился вцепиться в ее плечи, затянутые шелком, и как с силой начал трясти ее. — Ну! Говорите быстро и внятно, что моя дочь?!
— Он сказал, что могут быть проблемы с вашей дочерью, вот… — она поморщилась. — Мне больно, Олег. Простите.
«Так, так, так, соображай, Невзоров! Соображай немедленно, что все это может значить!»
Макс искал Машку полчаса назад. Значит, в доме ее по какой-то причине не оказалось. А тем временем Миронкиной звонит какой-то ублюдок и угрожает ему, Невзорову, и намекает что-то о возможных проблемах с его дочерью.
Нет, ну этого просто не может быть! Нет, ну мозг просто отказывался верить, понимать и принимать всю эту чертовщину! Они не могли посметь дотронуться до нее, тем более… выкрасть. Он же камня на камне не оставит от этого города и от ублюдков, решивших, что с ним можно играть в подобные игры. Он же их…
Вот как вам, Коля Семенов, такой разворот?! Каким теперь образом Невзоров должен не принимать всю эту гребаную историю всерьез?! Где он должен проложить границу между делом Миронкиной и своим делом, а?! Как он может теперь не лезть во все это, не пачкаться, не мараться и заморачиваться?!
— Проходите, — обронил он глухо и поплелся мимо нее по коридору в гостиную.
И плевать ему теперь было, что там не убрано, что снова кресла завалены грудами выстиранного и невыглаженного белья. И что футболка его вся в масляных пятнах, и щетина на скулах давно просится под бритву. Плевать! И на дамочку эту, дышащую шелками и ароматами горных цветов, плевать! Из-за нее же все это произошло! Из-за ее поганой странной истории, выкладывать которые в сценарии были мастерами ребята за океаном. Ведь если задуматься, действительный бред все ее россказни. Мужа раз схоронила. Потом снова мертвым нашла, но никто, кроме нее, этого подтвердить не может. Есть лезвие ножа в крови, но как теперь установишь, кому эта кровь принадлежит! Может, им, этим ножом, барана кто резал или корову, а может…
Плевать! Машка пропала! Вот настоящая беда, Невзоров! Вот о ком голова должна теперь болеть, а душа наизнанку выворачиваться, а не об этой холеной неврастеничке, вваливающейся к тебе в квартиру в неглиже.
А все и болело и выворачивалось! И еще как!!! Он ни на месте сидеть не мог, ни думать внятно, все ревело и клокотало внутри, и руки тряслись, как после пятничных гаражных посиделок, когда на улицу вываливались, друг друга поддерживая.
— Так… — произнес он, упорно не глядя на Юлю. — Теперь быстро и внятно: кому вы рассказывали о том, что я вам вызвался помогать?