Демон Максвелла
Шрифт:
В соседней комнате его мать бесшумно моет посуду.
Дядюшка снова будет сердиться на то, что Янг припозднился, но он и слова ему не скажет, разве что бросит недовольный взгляд. Он никогда ни о чем не спрашивает – все и так знают, где был Янг. Единственное дозволенное развлечение – публичная библиотека. За полфыня там можно получить полное уединение даже в том случае, если читатели сидят впритирку друг к другу.
Янг надеется получить одно из недавно дозволенных к прочтению классических произведений Конфуция. Он уже слышал, что их библиотека получила одну из первых партий, так как расположена на
Последний раз эту книгу брали пять лет тому назад, и читателем был его отец.
Янг, замедлив шаг, запихивает книгу за ремень брюк и застегивает сверху куртку. Но уж конечно не для того, чтобы скрыть ее от дядюшки. Тот и так обо всем догадается. Поэтому, успокаивает себя Янг, он никому не лжет. Просто удобнее бежать, когда руки свободны.
Все ради бега.
Сжатыми кулаками он рассекает сгущающуюся тьму, стараясь обходить камни и рытвины на темной тропинке. Он мог бы пройти эту трассу с завязанными глазами, ориентируясь только по звукам и запахам: слева – швейная машинка Гао-Хьяна, справа – вонючие ряды ассенизаторских машин Хьонга и сыновей, впереди – жужжание электропил придурка Ви. Янг наращивает скорость.
Для своих девятнадцати лет он невысок, у него узкие плечи и тонкие лодыжки, зато довольно толстые ляжки и сильные благодаря тренировкам руки. Живот под засунутой за ремень книгой – поджарый и напоминает лакированное дерево. Он в хорошей форме. Уже в течение четырех лет он бегает от школы до дома.
В последнем рывке он ныряет под свисающие ветви акаций, оказывается в дядюшкином дворе и чуть не падает от изумления. Весь дом освещен огнями! Горит даже реклама со вставной челюстью. Наверное, что-то случилось с его матерью! Или с одной из сестер!
Вместо того чтобы войти в ворота, он перебирается через изгородь и с грохотом перекатывается через кучу кирпичей. Он вбегает в пустую гостиную, приближается к занавеске, отделяющей ее от кухни, и останавливается. Ощущая внутреннюю дрожь, он отдергивает в сторону выцветшую замусоленную тряпку и заглядывает внутрь. Все сидят за столом, на тарелках дымятся овощи и рис, рядом лежат костяные палочки. Все оборачиваются и улыбаются.
Дядюшка встает, держа в каждой руке по стаканчику прозрачной жидкости. Один стаканчик он передает Яшу, а другой поднимает вверх, собираясь произнести тост.
– За нашего маленького Янга! – провозглашает дядя, лучась фарфоровой улыбкой. – Ганбай!
– За Янга! Ганбай! – вставая, подхватывают сестры и кузены.
И все, за исключением Янга, выпивают по глотку. Он продолжает моргать, с трудом переводя дыхание. К нему с сияющими глазами подходит мать.
– Янг, сынок, прости нас. Мы распечатали письмо, адресованное тебе.
И она вручает ему изящно надписанный листок бумаги с государственной печатью Китайской Народной Республики.
– Ты приглашен в Пекин для участия в соревнованиях. Чтобы соревноваться со всеми легкоатлетами мира.
Но прежде чем Янг успевает прочитать послание, дядя, вновь наполнив стакан, уже снова чокается с ним.
– Они
Янг подносит стаканчик к губам и, помедлив, спрашивает:
– В каких соревнованиях?
– В самых больших. Бег на самую длинную дистанцию…
И тут Янг понимает, что речь идет о марафоне, и залпом опрокидывает стаканчик с мао-таи, ощущая, как рисовая водка просачивается в желудок. Неужто марафон? Да он даже половину этой дистанции никогда не пробегал. Янг не может понять, за что его выбрали.
– Мы все так тобой гордимся, – говорит мама.
– По всему миру! – повторяет дядя. – Тебя увидят миллионы людей! Миллионы!
– Твой отец тоже гордился бы тобой, – добавляет мама.
И тут до Янга доходит. Местный председатель спортивного комитета был старым приятелем и коллегой отца и, хоть не отличался особой смелостью, был человеком честным и добродушным. Наверняка он и порекомендовал Янга. Широкий жест с целью искупления прошлых грехов.
– Он бы так тобой гордился, сынок, что взял бы свою скрипку и пошел играть на площадь.
Янг ничего не отвечает, но ему почему-то кажется, что никакими марафонами и всемирными трансляциями искупить эти грехи невозможно.
Когда мудрец услышит о пути.Ему он отдается безвозвратно;Середняку дороги не найти,И мечется туда он и обратно;Что ж до отсталого – то он самовлюблен,И над путем смеется только он.Но дураки на то они и есть,Чтоб делать истине тем смехом честь.Американские журналисты, развалясь на глубоких диванах панамериканского пресс-центра международного аэропорта Сан-Франциско, потягивают бесплатные напитки.
VIP-салон расположен над залом ожидания для менее важных пассажиров. Для того, чтобы в него попасть, надо не только знать о его местонахождении, но еще и обладать необходимыми документами, подтверждающими значимость и престиж владельца. И поскольку журналисты, как правило, ими не обладают, они просачиваются внутрь в сопровождении более высокопоставленных персон. Одного соседства с ними хватает, чтобы миновать охранника и дорваться до бесплатного спиртного.
– Ну и как вы собираетесь оживить это тоскливое мероприятие? – интересуется один из присутствующих. – Чтобы оно не превратилось в очередной никому не нужный пробег? Я хочу понять – где изюминка?
Он занимает какой-то высокий пост среди владельцев журнала, оплачивавших эту поездку в Китай, поэтому все отдают ему должное, понимая, что он имеет право на некоторую настойчивость.
– Я собираюсь сделать ставку на то, что спорт способствует ослаблению международной напряженности, – отвечает большой бородатый мужик, занимающий должность главного редактора того же журнала и являющийся инициатором всего предприятия. – Только вспомните – не Никсон и не Киссинджер прорвали этот бамбуковый занавес, а целлулоидный шарик для настольного тенниса. А это международное соревнование станет первым в Китае со времен Второй мировой войны. Лично для меня это многое значит.