Демон Максвелла
Шрифт:
Все молчат. Весь зал погружается в гробовую тишину. И тогда старик издает презрительное хрюканье и разворачивает салфетку, на которой изображены логотипы спонсоров съезда.
– Вот кто! – провозглашает он. – Фармацевтические компании. Лаборатории которых производят ваше оружие – таблетки! Они ваши поставщики, а вы – потребители. И этот съезд – их рыночная площадь. Все установленные внизу стенды призваны убедить вас в том, что они готовы обеспечить вас новейшей амуницией – самыми действенными транквилизаторами, анальгетиками, успокоительными, мышечными релаксантами и психоделиками!
Похоже, последнее адресуется к тому столу, за которым сидим мы с Джо, но, учитывая прикрытые темными очками глаза, сказать что-нибудь определенное
– Так что единственное, что имеется в вашем арсенале, – продолжает он тихим голосом, – единственное оружие, которое действует как на демона, так и на его хозяина, это горстка химических препаратов, несмотря на то, что больных уже орды, а имя демонам – легион. Мы же вооружены лишь хрупкими стрелами и копьями, к которым эти орды скоро станут бесчувственны. Мисс Нишвандер!
Блондинка уже спешит на помост, чтобы убрать доску, которую и выкатывает, не говоря ни слова. Занавеска за ней закрывается, и Вуфнер, задумчиво посасывающий мел, остается в одиночестве. Кроме его чмоканья не слышно ни единого звука.
– Прошу прощения, – по прошествии некоторого времени произносит Вуфнер. – Я понимаю, что теперь, после постановки диагноза, необходимо высказать свои предложения по методике лечения заболевания. К сожалению, я должен разочаровать вас. У меня нет панацеи, а предлагать временные решения я отказываюсь. Мне бы следовало с самого начала сказать вам, что рецептов спасения у меня нет. Единственное, что я могу сделать, это привести вас в чувство. И если вам покажется, что существование здесь и сейчас слишком тяжело для вас, тогда… – он насмешливо вскидывает голову. – Тогда проще всего пересечь перегородку и присоединиться к счастливым гиппопотамам.
Для большинства присутствующих эта метафора остается неясной, но тут уж я не сомневаюсь, что она направлена непосредственно на меня. Вероятно, он разглядел меня не только сейчас за столом, но и до этого – у загона с гиппопотамами, а возможно, и в кабинке «Полета в небеса». Плечи его обмякают, и он делает глубокий вдох – он склоняется настолько низко, что сиплое дыхание многократно усиливается микрофоном. Кажется, он весь дрожит от напряжения, как какая-нибудь священная развалина, готовая рухнуть под напором ураганного ветра. Затем он снимает с себя темные очки, и пронзительность его взгляда потрясает. Даже если кровля святилища была снесена, алтарь по-прежнему горел, как электрическая дуга, все с той же слепящей яркостью. «Не опускай глаз, если он на тебя посмотрит, – говорю я себе. Постарайся выдержать этот взгляд». И вот он обращает его на меня. Глаза, подобные очам Кали, украшенной черепами. При первом же прикосновении его взгляда я опускаю глаза и принимаюсь рассматривать масляный соус в своей тарелке, прикидывая, сможет ли он смягчить причиненные мне ожоги.
– Ну так что? Думаю, все. Благодарю за внимание. Гутен абенд и ауфидерзейн. Мисс Нишвандер!
Когда я снова поднимаю голову, она уже проталкивает кресло в прореху в бархатном занавесе.
Участники «Бельвью-ревю» никак не могли понять, почему их гомерически смешное шоу вызывает так мало смеха. Но даже остатки моего омара выглядели смешнее, чем они, поэтому мне было очень жаль, когда его унес официант. Однако после завершения банкета участники конференции начали прилагать все усилия, чтобы рассеять неприятный осадок, оставшийся после выступления Вуфнера. Остаток вечера все усердно надирались и злословили в адрес Вуфнера. Его сильный акцент делал его хорошей мишенью для пародирования. Когда хохот в любезно предоставленном лабораториями Ла Буше номере становится громовым, добросердечный доктор Мортимер начинает высказывать опасения, что старик может его услышать.
– Что, если бедняга услышит все эти насмешки? В его положении это может причинить серьезную травму.
– А никто и не смеется, – замечает Джо. – Это всхлипывания на могиле.
Веселье утихает далеко за полночь, и доктор Мортимер даже
Учитывая количество выпитого, я думал, что засну сразу, как только лягу, однако этого не происходит. В номере слишком душно, а из кромешной тьмы доносится непрестанный шум. Доктор Мортимер громко храпит, а сломанный кондиционер хрюкает. Однако я настолько устал и обезвожен, что едва могу думать, даже о Вуфнере. Подумать о нем у меня будет время завтра. Надо будет поприветствовать его и сесть на первый же рейс на запад. А сегодня нужно поспать и восстановить водный баланс.
Во время одного из походов в ванную за водой я сталкиваюсь с Джо, который идет туда же со своим стаканом. Он щурится от яркого света.
– Старик, неужто так плохо?
– Да нет, – отвечаю я, – но боюсь, что все еще впереди.
Джо заталкивает меня в ванную и закрывает за собой дверь, после выдает большую розовую таблетку из своего несессера.
– Запомни, главное во время уклониться, пока тебя не накрыло с головой, – сообщает он.
Я беспрекословно заглатываю таблетку.
После чего мне приходится встать еще раз, чтобы избавиться от поглощенной жидкости. В номере по-прежнему царит тьма, но зато стало тихо. Кондиционер починили, а кровать Мортимера тиха, как церковный придел. Мне кажется, что я только лег, как он начинает меня расталкивать, сообщая, что наступило воскресенье.
– Воскресенье? – щурюсь я. Вся голова у меня пульсирует. – А что случилось с субботой?
– У тебя был такой измученный вид, что мы решили дать тебе отдохнуть, – объясняет Джо, раздвигая занавески. В безжалостном дневном свете мои спутники выглядят тоже не слишком свежими. Мортимер высказывает предположение, что я, наверное, проголодался, но если мы поспешим, у нас еще будет время позавтракать до отлета.
Я не чувствую себя отдохнувшим и не ощущаю голода. В аэропорту я выпиваю чашку кофе и покупаю аспирин, так как чувствую, что пульсация в голове нарастает. Сев в самолет, я признаюсь Джо, что все поглощенное мной просится наружу, и он с сожалением сообщает, что большая розовая таблетка была у него последней. Однако, открыв свой саквояж, он демонстрирует мне квартовую бутылку черного рома, который ему удалось купить у одной из кубинских горничных.
– Принцип номер два: если не можешь уклониться, надо предвосхитить удар.
Несмотря на ром, полет оказывается исключительно отрезвляющим. Мортимер спал, а мы с Джо упорно пили, пытаясь опередить наступление похмелья. Ром кончился еще до подлета к Денверу, и Джо горестно посмотрел на пустую бутылку.
– Что стало с выпивкой, Хикки? – бормочет он с прононсом тридцатых годов. – Куда ты ее дел?
Текст обращен ко мне, однако будит доктора Мортимера, дремавшего у иллюминатора.
– Что? В чем дело, Джо?
– Да ничего особенного, доктор, – отвечает Джо, пряча бутылку. – Просто вспомнил реплику из «Смерти альпиниста» О'Нила. Это из последнего действия, когда Хикки, так сказать, всем дает слово, и кто-то из завсегдатаев спрашивает: «Что стало с выпивкой, Хикки? Куда ты ее дел?» или что-то в этом роде.
– Понятно, – отвечает Мортимер и снова зарывается головой в подушку. Думаю, он все прекрасно понял.
С помощью аспирина и дорогущих коктейлей, подававшихся на борту, мне все еще удается держаться, когда мы садимся в Портленде, но я чувствую, что вот-вот меня накроет. Пульсация в голове гремит, как колокол штормового предупреждения. Мортимер звонит из аэропорта жене, чтобы она его встретила неподалеку от клиники, объясняя, что у него попросту нет сил туда идти. Джо говорит, что сам сделает обход. Доктор Мортимер награждает его благодарной улыбкой и замечает, что если уж психи продержались без них двое суток, то, скорее всего, переживут и еще одну ночь.