Демон
Шрифт:
Виктор со смехом ответил, что усталости совсем не чувствует. Она легкая как перышко, он мог бы пронести ее несколько миль. Сил у него много, он крепкий как бык.
Несколько минут они смотрели на храм, людей вокруг почти не было. Храм — а в строгом смысле это был и не храм вовсе — состоял из нескольких деревянных строений, некрашеных, не выше двух этажей. Как и характерно для синтоистского места поклонения, все строения были довольно новые. Синто — религия обновления, и каждые двадцать лет все храмовые постройки сжигаются, на их месте возводят точно такие же.
Виктор прошел в тории, деревянную арку, представляющую ворота, разделяющие мир повседневный и мир духов. Сначала он
Приближаясь к храму, он почему-то особенно остро ощутил, насколько хрупкой стала его бабушка. Тело скрючилось от возраста, ей ведь уже было почти семьдесят, пальцы рук плохо сгибались. Зрение сильно ухудшилось, боли в бедре вынуждали ее заметно хромать. Тут уж не станешь отрицать, что она близка к концу, что ее работа почти закончена. Виктору очень не хотелось терять единственного человека, который защищал его, помогал в самое тяжелое время.
Туман сгущался, непроницаемая белизна, которая почти стерла из вида священные деревья. Виктор чувствовал, как морось проникает сквозь его одежду, скоро он совсем промокнет, а этого лучше бы избежать. Ему хотелось войти под крышу, но бабушка сказала, что ей необходимо осмотреть все. Нельзя ли походить вокруг несколько минут? Можно, сказал Виктор. Он с радостью отнесет ее, куда только она захочет.
Когда они удалялись от мидзуя, сюда как раз подошли мать и двое ее дочек в одинаковых желтых кимоно — произвести очищение. Следуя указаниям бабушки, Виктор прошел мимо каменного фонаря в пояс высотой, затем остановился, чтобы она могла коснуться симэнава, толстой веревки, привязанной к соснам и огораживающей очищенное место. Потом она показала на хондэн, главное строение, и попросилась туда. Здесь-то она и работала молодой послушницей, сообщила бабушка Виктору. Она коснулась одного из двух каменных львов, охраняющих вход, и умолкла. Прошла целая минута, прежде чем Виктор понял, что она плачет.
Наконец она попросила у него несколько монеток — бросить в нишу для пожертвований, она ушла из дому без денег и ей нечего было предложить богам. У Виктора нашлись какие-то монетки. Он часто добывал деньги у соучеников, если удосуживался посещать школу, а то и мелкими кражами. Бабушка бросила монеты, хлопнула трижды в ладоши, извещая богов о своем присутствии, и начала молиться. Виктор сомневался, что боги захотят изменить свои законы ради старой женщины.
Двое пожилых служителей храма в голубых кимоно покинули главное строение и безмолвно прошли мимо них. Есано Акаси не подняла головы Но когда за стариками последовали храмовые служанки в столь знакомых ей белых кимоно, Есано с интересом проследила за ними взглядом. Все девушки молоденькие, отметил Виктор, и они безумолчно трещали. Виктору было семнадцать лет, в таком возрасте большинство мальчиков проявили бы какой-то сексуальный интерес к девицам, храмовые служанки они или нет. Виктор же смотрел на их бесформенные туповатые лица и не видел ничего такого, что вызвало бы у него интерес или любопытство. А бабушка смотрела на них с каким-то особым выражением — Виктор подумал, что у стариков из всего жизненного богатства остается только прошлое.
Времени они в храме провели немного. Меньше чем через час после того как они появились, к ним подошел молодой служитель, маленький, без подбородка и с плоским
У тории Виктор остановился и повернулся назад, чтобы бабушка могла взглянуть на храм. Двое молодых служителей стояли у арки, их белые одеяния потемнели от дождя, и прощались с уходившими посетителями. Как и все остальные, Виктор и Есано Акаси получили напутственное благословение — он в этом жесте не увидел никакого смысла. В отличие от остальных, они получили еще и подарок. Младший из служителей отдал Есано зонтик из бамбука и промасленной бумаги, которым укрывался от дождя. Он также похвалил Виктора за то, что он принес пожилую женщину на спине. За такую доброту боги обязательно подарят утешение и покой его душе.
Виктора, которого никогда не интересовало, что думают о нем другие, больше волновал мочивший его дождь, и на похвалу он не обратил внимание. Но раз бабушке зонтик доставил большое удовольствие, он промолчал.
Виктору всегда трудно было проявлять какие-либо эмоции. Но любовь к бабушке стала за прошедшие годы очень сильной. Она заняла место его родителей, но никто не мог занять ее место. Благодаря ей у него развилось чувство победителя, уверенность в том, что он может добиться всего. Во многих случаях ему было достаточно коснуться ее, чтобы на место тревоги и тоски приходило успокоение. Так пусть хотя бы бумажный зонтик даст ей пожить чуточку дольше.
На обратном пути с холма бабушка была вне себя от волнения. Визит в храм оживил ее, такой энергии в себе она давно не чувствовала. Она говорила, перекрывая стук капель по зонтику, жизнерадостно пересказывала все Виктору, как будто его с ней в храме не было. А он ей подыгрывал, сам увлекшись ее радостью, слушал внимательно, иногда вставлял слово, но в общем не мешал рассказывать, как она хочет. Бабушка снова и снова благодарила Виктора за то, что он доставил ей такую радость. Боги благословили ее самым внимательным внуком, он радует ей сердце каждый день с тех пор, как они стали жить вместе.
О нет, он ей обязан, уверял Виктор, и желал бабушке долгой жизни, чтобы она увидела, как разрушат и вновь отстроят храм «Юсима»…
Оживившись, Виктор медленной трусцой побежал вниз по склону, а бабушка взвизгивала от восторга и подбрасывала зонтик. Никто из них не знал, что скоро ее убьют, а Виктора это толкнет на путь, ведущий к международной славе наемного убийцы.
На следующий вечер Виктор закончил тренировку по каратэ и поспешил в комнату для переодевания — он хотел одеться и уйти, пока там не стало многолюдно. Толпы всегда его раздражали, ему казалось, будто он в ловушке, а шум мешал сосредоточиться на своем. Вчерашний визит в храм «Юсима» оказал на него удивительно успокаивающее действие. Там, вокруг храма было просторно и пахло кипарисами… Можно ходить, ни на кого не натыкаясь.
Виктор застегивал рубашку и думал — может, Пак И расколется наконец и установит души. Хотя вряд ли. Пак И — жадина, все доходы клуба забирает себе, на обновление и улучшение ничего не тратит. Додзе зимой не отапливает, а Виктор всегда терпеть не мог холод.
Интересно, кто-нибудь из переодевающихся здесь знает слово «тишина»? Все орут, орут, в уши Виктора лезет всякая дрянь об американских «вестернах», рoковой музыке, грязном сексе этих кретинов. Двое старших учеников, оба мотоциклисты, у самого его уха обсуждали студенческие бунты, которые охватили уже всю Японию. Мотоциклисты всегда относились к самым жестким консерваторам, и эта пара не была исключением.